Джузеппе Д’Агата - Америка о’кей

Ого!

Ага, у, ага!

Эней щелкает каблуками.

Георг делает то же самое. По-уставному. У, устав!

— Э! — говорит Эней («Георг, аббат Гаррисбергский!»).

— А? («Йес, это ты мне?»)

— У! («Сожалею. Время вышло».)

— Ну! («Я рад, разрази меня гром!»)

— О! («Прощай, командир, раз такое дело».)

Георг поворачивается спиной к древнему мусоросборнику. Эге.

Энею достаточно слегка его подтолкнуть.

Георг зарывается в мусор.

У! Не успев опомниться.

О! Даже не охнув.

Эх! Эхехе!

Еще одним меньше.

Люди! В данный момент я не могу вспомнить, что меня заставило, шантажируя и улещая Энея, (у!) убрать моего брата.

Представлял ли он серьезную опасность для моих планов?

Нисколечко. Потому-то отец и поручил ему командование армией. И никогда бы не сделал его кардиналом.

И все же мне казалось, причина у меня была. Притом серьезная.

Я вижу во дворе разноцветные мантии.

Вот и кардиналы.

Подходят к Энею.

Очки кардинала Марка тут же запотели (от дыма).

Полковник Эней уже здесь. Так сказать, заблаговременно. Военная дисциплина!

Сигара у Матфея погасла, конец ее смотрит в землю.

— О’кей, можем начинать. Поторопимся.

Лука подстриг бородку. Теперь она у него все равно как нарисованная.

— Ты готов дать показания, полковник?

— Готов, великий инквизитор.

Марк снял очки.

— Так сказать, за или против обвиняемого?

Матфей, как я и ожидал, сдвигает шляпу (недовольным движением). Интересно, что она у него не пачкается — всегда белая.

— Опять двадцать пять. Этот вопрос должен задавать я. Защитник культа.

— А я государственный секретарь, так сказать, — парирует Марк.

Матфей не собирается тратить время на препирательства.

— О’кей, — выпаливает он, обращаясь к Энею. — Ты за обвиняемого или против? Отвечай.

— Против, раз такое дело.

Очередь за Лукой.

— Значит, как ты утверждаешь, командующий армией вступил в сговор с европейцами, чтобы стать королем.

— И свергнуть нашу церковь, — возмущенно подсказывает Матфей.

Полковник на секунду — у! — медлит, после чего подтверждает догадку Матфея.

Эге, Эней все больше запутывается в моей паутине. О, он сделает все, что я захочу.

Любую гнусность совершит.

А, кстати. Вспомнил, почему — у! — мне пришлось убрать Георга. Ведь он был женат на Анне.

Эхехе, сверхвеская причина. Ах, Анна!

— Полковник, это очень серьезное обвинение, — признает Марк. — Чем ты его, так сказать, докажешь?

Лука оглядывается по сторонам.

— А где арестованный?

— Какая тебе разница? — ворчит Матфей. — Сперва нужно вынести ему приговор.

Эй, Эней, смелее, чего ты ждешь?

— Я уже вынес, раз такое дело. И привел в исполнение. Он на меня напал — хотел бежать. Вот лучшее доказательство его виновности.

Марк — у! — удивлен.

— Бежать?

Это и впрямь бессмысленно. У нас не бывает побегов, Все равно от нашего правосудия не уйти.

Чего ж тут бегать?

— Следствие окончено, — объявляет Лука.

Матфей явно доволен.

— О’кей. Церковь спасена.

Марк отпускает Энея. Предварительно поблагодарив:

— Полковник, так сказать! Нация тебе этого не забудет.

Эней щелкает каблуками и — ух! — уходит. Его шансы стать генералом повысились. Теперь у кардиналов он на лучшем счету, нежели раньше.

А эти-то почему не уходят? Стали посреди двора и стоят.

Гм.

Матфей пытается зажечь сигару, но — у! — у него ничего не получается: от влажного дыма (пара) отсырели спички.

— Отличный малый этот полковник.

— Если бы все были такие, как он! — подхватывает Лука. — Преданные душой и телом.

Что это они? Ведь их ждут государственные дела.

А-а-а. Кажется, я догадываюсь.

Наконец Марк решается. Наверное, считает, что, как государственный секретарь, этот разговор должен начать он.

— Матфей, я хочу тебе сказать одну вещь. С некоторых пор я замечаю странную вещь, которой, так сказать, не нахожу объяснения.

— Ты тоже? — выпаливает Лука.

— А что? — удивляется Марк. — И ты, Лука?

Матфей снял шляпу и скребет лысину. У!

— По-моему, мы все трое говорим об одном и том же факте. О’кей, послушаем Марка.

Марк понижает голос — ага! — а я прибавляю звук.

— Так сказать, дело вот в чем. Последнее время кто-то придумал себе развлечение — охотиться за моим мусором.

— И за моим, — шепчет Лука.

— И за моим, — хрипит Матфей. — Как раз сегодня утром дочка опять жаловалась. Та, что продавщицей работает.

Ну-ну.

Лука нервно трет худые (впалые) щеки.

— Кто это может быть?

— Но главное, так сказать, зачем он это делает? — недоумевает Марк.

Матфей снова водружает шляпу на голову. Боком. Так что загнутые кверху поля оказываются спереди и сзади.

— О’кей, это ужасно. Неслыханное кощунство.

О-хо-хо. И-хи-хи. Люди, потом я вам все расскажу. У, объясню.

— Тут пахнет провокацией, как пить дать, — пыхтит Марк.

— Оскорблением, — шипит Лука.

Матфей сжимает кулаки, ишь ты. Они у него явно чешутся.

— Кто-то пользуется мусором. О’кей, если это явление распространится, оно будет иметь непредвиденные последствия. Губительные. Страшно подумать, что может произойти.

— Но почему берут именно наш мусор? — не унимается Марк. — Что-то я не слышал, чтобы это происходило с другими.

— Ясно почему, — отвечает Лука. — Акция против властей. Против верхов.

Матфей вкладывает свое возмущение в смачный плевок на несколько метров.

— Это угроза для веры.

— Для производства, — подчеркивает Марк.

— Для потребления, — подхватывает Лука.

Матфей становится в боксерскую стойку. Молотит кулаками воздух — ух! эх! ух! эх!

— То, что выброшено, — священно и неприкосновенно. Война еретикам! Если бы в нашей Стране сохранились красные, которых у нас давно и в помине нет, о, мы бы по крайней мере знали, кого прижать!

Марк ходит взад-вперед. Нервы.

— Кто же это такие, так сказать?

Лука, размахивая руками, высвобождает (выпрастывает) их из-под голубой мантии.

— Будем надеяться, что еретиков пока немного. Единицы. Надо предупредить папу.

Матфей перестает боксировать (тузить) воздух, и его кулаки исчезают под мантией. Зеленой.

— Эдуарда? Бьюсь об заклад, ему все известно.

— Ему всегда все известно, — вздохнув, признает Марк. Который не прочь спрятать голову под красную мантию.

— В то время как мы никогда не знаем, что у него на уме.

Мне пришлось прижать ухо — ух! — к динамику, иначе бы я не расслышал этих слов.

Матфей высказывает догадку:

— Они с Иоанном что-то затевают.

Послушаем Марка.

— Вам, так сказать, ничего не говорит скоропалительное решение назначить Иоанна кардиналом? Да еще и — неизвестно почему — главным теологом. — Направляет палец на Матфея. — Вот ты, министр культа, как поладишь с главным теологом?