Джеймс Блиш - Звездный путь (сборник). Том 2

В следующий момент я очнулся уже в командной ячейке подле форс-лидера, и надо мной склонился Дэйв, рядом с ним находились двое взводных, в звании сержанта, подчиненные форс-лидера.

— Надо отступать, — говорил один взводный другому. — Надо убираться отсюда, Акке. В следующий раз они нас сомнут или, через двадцать минут, за них это сделают танки!

— Нет! — прохрипел форс-лидер подле меня. Я думал, что он мертв, и когда я повернулся, чтобы посмотреть на него, оказалось, что кто-то уже наложил давящую повязку на его рану и нажал на контрольный рычажок, так что ее волокна должны были уже находиться внутри раны, затыкая разрывы кровеносных сосудов и блокируя отток крови. И все же он умирал. Я ясно видел это в его глазах. Взводные не обращали на него внимания.

— Послушай меня, Акке, — снова произнес только что говоривший взводный. — Ты теперь командир. Надо двигаться!

— Нет. — Форс-лидер едва лишь мог прошептать, но он прошептал. — Приказываю. Удержаться… любой ценой…

Взводный, имя которого, очевидно, было Акке, выглядел неуверенно. Лицо его было бледно, затем он повернулся, чтобы бросить взгляд на радиостанцию, лежавшую в ячейке подле него. Другой взводный заметил направление его взгляда, и игловинтовка, лежавшая у него на коленях, как бы сама собой случайно выстрелила. Послышался удар и звон внутри радиостанции, и я смог увидеть, что огонек готовности на инструментальной панели погас.

— Я приказываю вам, — произнес форс-лидер. Но в этот момент ужасные челюсти боли снова сомкнулись на моем колене и я почти потерял сознание. Когда я очнулся, то увидел, что Дэйв разорвал брюки на моей левой ноге поверх колена и только что закончил наложение аккуратной давящей повязки вокруг колена.

— Все в порядке, Тэм, — говорил он мне. — Игла из игловинтовки прошла насквозь. Так что все в порядке.

Я осмотрелся вокруг. Форс-лидер по-прежнему сидел рядом со мной, с наполовину вытащенным из кобуры пистолетом. Теперь у него была еще одна рана от иглоружья, на этот раз на голове, и он был мертв. Не было и взводных.

— Они ушли, Тэм, — произнес Дэйв. — И нам тоже надо отсюда убираться. Он показал на подножие холма. Пехота Содружества решила, что мы не стоим их усилий. Они отошли. Но приближается их бронетехника — а ты не можешь достаточно быстро двигаться с таким коленом. А теперь попытайся встать.

Я попытался. Это было так, словно одно мое колено находилось на кончике копья и несло на себе половину веса моего тела. Но я стоял. Дэйв помог мне выбраться из ячейки. И мы начали наше хромающее отступление вниз по другом склону холма, чтобы уйти с пути бронетехники.

Когда-то в детстве я представлял себе лес — пристанище Робин Гуда. Его открытость, полумрак и цвет, вызвали во мне восхищение. Но теперь, когда я пробирался сквозь него, с каждым шагом или, точнее, прыжком чувствуя, как раскаленный гвоздь боли ввинчивается в мое колено, этот лес представлялся мне чудовищем, темным, зловещим ненавистным и полным жестокости. Мы оказались в его ловушке, где нас в любое время могла обнаружить бронетехника Содружества и уничтожить либо тепловыми лучами, либо просто обрушив деревья на наши головы, прежде чем у нас могла бы появиться возможность объяснить им, кто мы.

Я отчаянно надеялся, что мы сможем выбраться на открытую местность. Потому что надвигавшиеся позади нас бронемашины охотились в лесу, а не на открытом пространстве. В особенности в траве, хотя бы и до колен, было бы трудно водителю бронемашины не заметить мою накидку, прежде чем открыть огонь.

Но, очевидно, это была местность, где деревьев было гораздо больше, чем открытых мест. К тому же, как назло, все направления среди этих деревьев были похожи друг на друга. Мы не были уверены в том, что не ходим кругами по этому злосчастному лесу, и поэтому единственным правильным решением было уйти с этого места назад, по направлению, которое показывал мой наручный указатель. Но это означало, что путь наш лежал через лесные массивы, которые нам однажды уже пришлось преодолеть и которые вывели нас к тому самому холму, что так отчаянно и безнадежно защищал кассидианский патруль.

Тем временем мы двигались столь медленно из-за моего колена, что даже относительно медленно двигавшаяся бронетехника скоро могла настичь нас. Кроме того, я по-прежнему плохо чувствовал себя после разрыва акустического снаряда. А сейчас постоянные приступы сумасшедшей боли в моем колене привели меня в состояние лихорадочной спешки. Это походило на какую-то разновидность предпочитаемой пытки — и оказывается, я не такой уж и стоик в том, что касается боли.

Но я не был трусом, хотя и не считал, что было бы честно назвать меня храбрецом. Просто так уж я создан, что на определенном уровне моя реакция на боль выливается в ярость. И чем больше эта боль — тем больше моя ярость. Наверное, какая-то доля древней крови берсеркеров все же разбавляла ирландскую в моих венах, если вам нравится романтический аспект. Но так уж это и было — таков факт. И теперь, когда мы ковыляли через вечный сумрак среди этих золотисто-серебряных, облезлых стволов, я просто взорвался изнутри.

В своем гневе я не испытывал никакого страха перед бронетехникой войск Содружества. Я был уверен, что они смогут увидеть мой красно-белый плащ вовремя, прежде чем откроют огонь. Кроме того, я был уверен, что если они и откроют огонь, ни их луч, ни падающие деревья или их ветви не попадут в меня. Короче — я был уверен в своей собственной неуязвимости и единственное, что меня беспокоило, это то, что рядом был Дэйв, и что если с ним что-нибудь случится, то Эйлин не сможет пережить этого.

Я орал на него, я его проклинал. Я приказывал ему оставить меня и идти самому вперед и спасать собственную жизнь. Я доказывал ему, что мне не угрожает опасность.

Его единственным ответом было то, что я не оставил его тогда, когда мы попали под обстрел акустических орудий. И он не оставит меня. Ни при каких обстоятельствах он меня не оставит. Я был братом Эйлин, и его обязанностью было заботиться обо мне. Все было так, как она писала в своем письме: он был верным спутником. Он был чертовски, излишне верным, он был излишне верным дураком — и я так ему это и сказал, ругаясь весьма неприлично и довольно долго. Я пытался оттолкнуть его от себя. Но, прыгая на одной ноге, точнее, ковыляя на одной ноге, сделать это было невозможно. Я без сил опустился на землю и отказался идти дальше. Но он просто взвалил меня на свою маленькую спину, пытаясь таким образом тащить меня.

Это было еще хуже. Я пообещал ему идти с ним дальше, если он меня опустит на землю. Он уже сам шатался от усталости, когда опустил меня. К этому времени, наполовину обезумев от боли и ярости, я был готов сделать все, что угодно, чтобы спасти его от самого себя. Я начал как можно громче звать на помощь, несмотря на все его попытки заставить меня замолчать.