Александр Тюрин - Меч космонавта

— Фома, твой трансквазер диффузный, он присутствует в крови в виде микрочастиц и собирается только в нужный момент. Аппарат, сам понимаешь, импортный и этот “нужный момент” он определяет на основе собственной аксиоматики. А питание у трансквазера внешнее, он улавливает избыток хроноэнергии, выделяющийся от первичного квантирования сырой материи. Происходит это, кстати, при проникновении Икс-структуры через хрональный экран.

— Понятно, батарейки подзаряжаются, лишь когда я нахожусь в пасти у хищника.

Чертковиц счел нужным дать милостивое обещание.

— Фома, мы демонтируем диффузный трансквазер, как только накопим самую скромную информацию по его работе.

Ага, усвоил — на ближайшую пятилетку я останусь упаковкой для транспортирования и маскировкой для испытания хитренького “импортного” приборчика. Это обстоятельство не унижало мое достоинство, коего отродясь не было, а просто подавляло меня. Ведь все яснее чувствовалась: до конца своих дней я каждым своим телодвижением, каждым вздохом и чихом буду приносить пользу разным смелым проектам. А как перестану приносить, так меня сразу в утильсырье спишут.

Я как-то машинально отодвинулся от Катерины — ведь она в этом смелом экспериментаторстве не последнюю роль играет.

— Есть еще у кого-нибудь трансквазер, господа?— вопросил я, подавив огорчение недюжинным усилием.

— Пока нет. Хотя мы собираемся проводить серийные испытания на Земле. Уже отобрано несколько варваров.— сообщил начальник “Алефа”.

— Вот с кем я оказался в одной компании — с дикарями, которые задницу пальцем вытирают. Можно мне пойти и надраться вусмерть? Это последнее желание.— В моем голосе засквозила усталость, так же как и в теле, напичканном аппаратными микрочастицами.

— Увы, нет. Мы, то есть вы, немедленно отправляетесь на Землю.— отдал приказ Чертковиц.— Отбудете из Озерков; вы, конечно, в курсе, что это бидонвилль в пригородах Нового Петербурга. Оттуда стартанете на коптере-челноке, который доставит вас на орбиту, где пересядете на орбитальный космоплан, а потом… в общем, увидите. Добираться до Земли будете, как настоящий разведчик. Но там вас встретят представители спецлаборатории.

— Ага, понял. Добираться буду в капсуле, на манер кролика. А если не встретит меня представитель спецлаборатории, то попаду я на закуску к товарищам дикарям.

— Не такие уж они и дикари. Среди них, между прочим, не столь давно проповедовал великий учитель по прозвищу Ботаник.— “утешил” большой начальник.

— Ну и чему он их научил? Что надо мыть руки перед едой и чистить клыки на ночь, что нельзя какать мимо горшка и есть сладкое перед обедом…

Чертковиц поморщился из-за моего невежества.

— Отставьте свое ерничество, юноша. Он их учил не каким-то ритуальным молитвам вроде наших, а настоящей Вере в Милость Божью. Ведь на самом деле в Милость весьма трудно поверить.

— А мне во все трудно поверить: в то, что я — венец творения, в то, что эту кучу хлама, именуемую Вселенной, сотворил высший разум.

— Это у тебя от недостатка собственного разума,— поддела Катя. А Чертковиц продолжил вдохновенно, как профессор на последней лекции перед уходом на пенсию:

— Довольно легко согласиться с тем, что мир был сотворен Высшим Разумом, что Творец сделал это ради самопознания, что Он придумал законы, по которым развиваются природа, звезды, планеты и все такое, что Он создал матрицы для появления всякой жизни, что существует Единство всех естественных и сверхъестественных сил…

— А как же насчет зла и мерзости всякой, Ваше Превосходительство. Они тоже украшают Единство?— поддел я философствующего начальника.

— Можно вполне согласиться и с тем, что зло необходимо, что нельзя жаловаться на вулканы и наводнения, на микробов и разных глистов, ведь без них не появился бы, в конце концов, сам человек. Легко признать, что убийцы и садисты нам тоже нужны, иначе мы не соблюдали бы по контрасту правила хорошего поведения. Нельзя не подтвердить то, что Бог дал нам хорошую возможность плодиться и овладевать Землей, да и другими планетами и планетоидами. Но трудно согласиться с тем, что Единый любит людей, даже тех, кто старается соблюдать его Заповеди. Наградой за продуманное масштабное красиво обоснованное преступление как будто становится долгая счастливая жизнь, а вот трупы невинно убиенных превращаются в безымянный чернозем, на котором пришлые люди собирают прекрасный урожай. Ни одна религия, ни один вероучитель убедительно не доказал иного.

А этот Чертковиц не очень прост, не какой-то истукан-бюрократ. Даже Катя с удивлением почти с испугом поглядывает на него. Тем временем начальник службы не без вдохновения продолжил:

— Ботаник, в принципе, сказал следующее: не стоит с тупым лицом ждать Милости от Единого, надо добиваться ее, как это делал праотец Авраам. То есть, не стучать лбом об пол, а стучаться к Богу, за какой бы перегородкой он ни находился; искать в своей душе дверки, ведущие к Нему; зудеть Ему о том, что любить человека — это хорошо. Вот, дескать, и мы сами себя любим и потому недостатки свои, конечно же, исправим. Да, несколько парадоксальным образом Ботаник требовал в первую очередь любви к самим себе. Главная его заповедь: “Возлюби самого себя насколько сможешь.”

— Ну, тогда я здорово исполняю эту заповедь, как впрочем и любой нормальный космик, за исключением проклятых фанатов сатурнян. Я встречал немало паскудных мужиков, этаких мелких фюреров, которые очень себя любят, прямо-таки торчат от собственной персоны, а других регулярно суют под танк. Эти подлые бздуны в любой войне уцелеют, при любой революции взлетят, как голуби сизокрылые.

— Ошибаешься, парень. Мы себя не любим и не уважаем. Особенно эти паскудные бздуны, которые, на самом-то деле, себя в грош не ставят. У них комплекс неполноценности, чувство ничтожности, синдром мелкости, оттого они пакостят, мстят, подличают, гнусничают. И конец у них всегда жалкий, даже если они пробиваются в вожди мировой революции и генералиссимусы… Так вот, Фома, разве каждый из нас, почувствовав свою крутизну, свою величину, не возлюбил бы себя? У Ботаника это называется выращиванием Крестного Древа; душа растит в себе Божественное семечко, поднимаясь из грязи в небеса. Подтекст, надеюсь, ясен: Бог — это развивающийся мировой разум, который живет не столько снаружи, сколько внутри нас. То есть, в принципе, “возлюби себя” — это как раз “возлюби Господа Бога своего”.

— Лихо закручено. Ну и что, все получилось у Ботаника?

— Как бы не так. Профессиональные вероучители быстро прикончили его, чтобы не путался под ногами, слепили религию под названием второевангельская вера, сделали ее государственной и начали грести десятину… А мы, кстати, уже подлетаем окрестной тропой к Озеркам.— сообщил, закругляясь Чертковиц.— Надеваем гермокомбезы.