Александр Тюрин - Меч космонавта

Древесные стволы защемили ее с боков. И как она ни дергалась, ни отталкивалась руками и ногами, ослобониться не удавалось. Волчье рычание раздалось совсем рядом. Обернуться государыня не могла, как ни крутись, но вскоре почувствовала волчьи челюсти на своем теле и обмочилась — пока они не впивались в плоть, но терзали ее одежды. А потом царица почувствовала прикосновение звериного волоса к своим оголенным ягодицам, сердце ее словно упало в бездонный колодец и что-то пронзительно и больно вошло в ее лоно…

Четкий прием. Симплекс.

Следующим днем, когда стало ясно, что участники царской охоты сами уже не вернутся, по приказу государя в Трошкином лесу высадилось три сотни воинов. Они огнем и острием уничтожили волков, воров, татей, лжеученых, лжеписателей, шэньцев и собак-ордынцев и собрали окоченевшие изъеденные тела охотников, загонщиков, надсмотрщиков. Макарий Чистые Руки не очень опечалился смерти царицы. Она давно тяготила его своими придирками и зудежом, чуралась некоторых видов любовных ласк, и ей, видишь ли, не нравилось его тяготение к мальчикам, козочкам и горничным девкам. (Макарий с юности своей считал, что лучшая сторона женщины — нижняя, а снизу не видно, императрица ты или кухарка.) Но государь был не на шутку обеспокоен и встревожен дурной приметой. Ведь его волки, лично взращенные и вскормленные с рук кровью и мясом государственных злодеев, изменили ему самым подлым образом.

Сие никак не укладывалось в голове. Макарий, уединившись вместе с кувшином легкого полусухого вина в палате Небесного Спокойствия, чьи стены были из прозрачно-голубого лазурита, мыслил и мыслил о неприятном. Стая была умна и хорошо выдрессирована, десятки раз все проходило без сучка и задоринки, однако ныне… А ведь звери взбесились после того, как к ним сброшен был воевода Одноух! Они отведали его — и словно отравились. Ино не отведали вовсе?

Макарию от огорчения расслабило живот, государь лишний раз посетил покой Задумчивости, то бишь нужник. Там стоял массивный горшок из чистого золота, опорожнить который могли только четверо сортирных холопов, и там же играли лучшие балалаечники и скрипачи. Задушевный “концерт для попы с оркестром” помог царю принять государственное решение.

Он срочно вызвал к себе десяток палачей из пыточного приказа и несколько лекарей-трупорезов, повелел им спуститься в подземелье, дабы удостовериться — есть ли там кости воеводы. Старший лекарь с приторной улыбочкой осведомился об особых приметах преступника, и думный дьяк Егорка, найдя в хранилище памятные бумаги на Одноуха, прочел, что на лбу у того имелся шрам, вернее вмятина в виде подковы — от сильного удара каблуком. Царь еще, поворошив память, точно вспомнил в коем наряде явился к нему дерзкий боярин.

Лекари и палачи спустились в подземелье и стали перебирать там кости и остатки одежды. Действовали они со всей правильностью и вниманием, ведя точный учет погубленным душам. По черепам сосчитали сто двадцать мертвецов, но вмятины в виде подковы на лобной кости не увидели ни разу. Еще страннее то, что были найдены целыми, совсем не изодранными, а лишь слегка обгаженными, шуба, шапка, сапоги и кафтан воеводы.

Макарий дотошно прослушал подробный доклад лекарей и палачей, затем позвал к себе верховного ревнителя веры, благочестивого Святоеда, и, поведав ему о всех перепитиях, осведомился:

— Слушай, благочестивый, не могло ли статься так, что Одноух превратился в волка и отмстил мне в колдовском обличии?

— Вполне возможно, великий царь.— охотно отозвался столп истинной веры.— О случаях оборотничества сообщается во вполне серьезных обстоятельных книгах, написанных как в домашинную эпоху, так и в послемашинную, наипаче следует отметить древних авторов Флавия Филострата, Инститориса и Шпенглера, братьев Гримм, Шарля Перро, а также современного нам Люцифера Терроруса из Шварцвальда. Сдается мне, что и Одноух уже не был Одноухом, когда явился к Вашему Величеству. Любопытно было бы узнать мнение авторов машинной эпохи по вопросу вурдалачества и оборотничества, так сказать выявить научный подход к проблеме. Однако же в наших собраниях книг того времени ничего достопримечательного я не встречал, если не считать таковым смехотворные измышления господ, именуемых фантастами.

— В Космике небось разобрались с энтим делом вполне по-научному.— недовольно буркнул царь.

— Но, великий царь, они не делятся с нами никакими важными сведениями.

Макарий чуть не ли спрыгнул с трона и стал мерять лазуритовый пол ногами, обутыми в сафьяновые туфли с загнутыми носами.

— Я заставлю этих небесных козлов поделиться со мной всеми важными сведениями, я на них, шельмецов, крепко надавлю. У меня, между прочим, есть, чем пронять их. Как-никак, я им поставляю, во-первых, органы человеческие свежезамороженные, во-вторых, целыми ведрами отборных живчиков, из которых космические богатыри вырастают, в-третьих, клюкву, морошку, травы и корни лекарственные, грибочки, панты марала, лягушек, пиявок и другую живность, ну и так далее. Взамен имею не так уж много: ну, семена устойчивых урожайных растений, ну, поросят, цыплят и прочую юную скотинку, которая якобы меньше болеет, лучше слушается и будет больше приплод давать, ну, еще там по ерунде, инсекс… инсектициды, пестициды, музыкальные гандоны, трусы женские и мужские, снадобья от чумы, холеры, триппера и еще кое-каких хворей. Короче, надо связь с Космикой налаживать.

Макарий, подойдя к стене, покрутил око ангела, изображенного на барельефе, в тот же миг нижняя часть крылатого небесного создания повернулась, открыв ход в потайные покои.

Царь, придерживая венец, и верховный церковнослужитель, держась за митру, вступили в узкий низкий проход, потом еще спустились по винтовой лесенке и оказались в темном склепе, заставленном каменными саркофагами.

— Всякий раз запамятываю прихватить с собой факел или хотя бы свечу,— великий царь обложил по матери неприятную темень.— А храмовники весь склеп как назло заставили своими гробами. И выбросить неудобно, все-таки Владыки Чистоты и их первые замы тута лежат. Ежели сам не будешь уважать верховных особ минувшего времени, как же требовать уважения к собственной монаршьей персоне?

— Ваше Величество, третий гроб слева, не ошибитесь как в прошлый раз, а то опять на скелет напоремся,— напомнил главный клерикал.

Наконец, на лицо и выставленную вперед руку государя упали плотные голубые лучи. То же повторилось и с главным ревнителем.

— Узнавание завершено, доступ открыт,— слова неведомого существа просочились сквозь затхлую тишину, и приятный свет залил склеп.