Василий Мидянин - Путь туда

Было бы легче, если бы он мог еще раз прикоснуться к желтой кирпичной дороге посреди бездны. Ромашин подробно объяснил ему, что с психологической точки зрения непроглядная тьма символизирует его жизнь в окружении зомби и черных фигур, за приоткрытой дверью — мир людей, из которого он вычеркнул себя сам, но к которому неосознанно стремился все эти годы, повисшая же в пустоте дорога — это тот путь, по которому он может понемногу вернуться к нормальной жизни, путь узкий, опасный, пролегающий над пропастью. К сожалению, «Путь туда» со вчерашнего дня висел в одном из залов галереи и Антонову был недоступен. Однако его согревало воспоминание о том, как он лично помогал вывешивать картину, как они с Ромашиным долго совещались, на какую высоту поднять ее от пола и каким образом расположить свет. В итоге получилось великолепно: подсвеченная дверь стала центром изображения, она словно ожила, казалось, из-за нее вот-вот вынырнет Ошо и приветливо поманит зрителя за собой. Желтая кирпичная дорога, удивительно четкая и реалистичная в начале, терялась в загадочной сиреневой дымке у самой двери, а рассеченная ею тьма насупилась, и после долгого созерцания создавалось впечатление, что в черной глубине перемещаются тени в глухих капюшонах. Повешенная отдельно от других работ, картина должна была произвести неизгладимое впечатление, и Антонов даже жалел немного, что не сможет убедить посетителей выставки взяться за руки и повести их по желтой дороге в гости к Вахамудре, как он задумывал вначале. Он уже не верил в этот бред. Фиолетовое пространство вокруг него успокоилось и растворилось само в себе, став кристально-прозрачным. Все, больше никаких спиртосодержащих жидкостей.

Промучившись полчаса, Антонов не выдержал и отправился в галерею. Он медленно брел по улице и удивлялся каждому встреченному дереву. Надо же, с чего он вдруг решил, что у него под окном растет бамбук — это же просто фонарный столб. А это что, карликовый носорог?.. Нет, это называется мотоцикл. Новый мир, открывшийся ему, был неведомым и интересным, ну может, только самую чуточку скучнее больной реальности… Зато здесь не было Черной Фигуры. Торопливо втянув голову в плечи, Антонов опасливо оглянулся, но шаги за спиной принадлежали случайному прохожему. Да, Черная Фигура тут не водилась, определенно.

Добравшись до галереи, Антонов решил немного постоять у входа и перевести дух. Машинально он начал копаться в карманах в поисках сигарет, хотя не мог сказать с уверенностью, курил ли до сегодняшнего дня или нет.

А это что, две огромные хищные сороконожки, схватившиеся в жестокой битве? Нет. Это надпись:

«Выставка отменена».

Нет, это сороконожки.

Антонов бесшумно вошел в галерею. Охранника на дверях не случилось — он как раз спрятался за портьеру, чтобы без помех глотнуть коньяку из жестяной фляжки. Антонов сторожко, не меняя выражения лица, прошел в выставочный зал. Его картин на стенах не было — висели вместо них какие-то серые прямоугольники и белые листочки бумаги, на которых изображение не угадывалось никак — оно плавало перед глазами у того, кто его разглядывал, но в зрительные центры не попадало. На том месте, где вчера висел «Путь туда», красовался огромный портрет Черной Фигуры.

Наверное, Ромашин, то есть Змееглазый, тут ни при чем. Он ведь говорил, что ничего не решает в этой галерее и может только порекомендовать… Кроме того, наверное, он звонил целый вечер, хотел предупредить, что вместо Антонова срочно потребовалось выставить какого-то другого человека, а у Антонова и телефона нету, пропил давно…

Черт, но ведь с Бякиным он мог поговорить и по шлангу от душа!..

Бякин нашел свои картины по запаху. Добрая Собака пахла молоком, Сердитая Кошка пахла васильками, Задумчивая Птица пахла корицей и тимьяном. «Путь туда» источал острый и свежий запах лимона. Он нашел их в пыльных задниках, где не так ощущалось креозотное зловоние серых прямоугольников. Картины были свалены в одну кучу, захватаны пыльными пальцами подсобных рабочих, некоторые треснули. Сверху лежал «Путь туда», и на желтой поверхности кирпичной дороги был запечатлен огромный грязный отпечаток кроссовки. Бякин сразу его узнал — такие следы оставляла только Черная Фигура.

Бежать было некуда. Реальность медленно начала закручиваться вокруг Бякина, понемногу набирая обороты. Оскалившись, художник взял смычок от контрабаса и стал вдохновенно перепиливать себе вены, попутно извлекая из своих звенящих жил божественные скрипичные пассажи Паганини. Или это был не смычок, а грязный кухонный нож — не суть важно. Музыка сфер разносилась по всей галерее, и охранник, поперхнувшийся коньяком за портьерой, едва не умер от неожиданности, ибо некому было похлопать его по спине.

Бякина больше никто не видел. На следующий день подсобные рабочие обнаружили за подиумом лишь кучу его картин, сверху лежал грязный кухонный нож. Особенно хороша была самая большая картина: над бездонной пропастью висел в пространстве прямой, как стрела, мост из желтого кирпича, упиравшийся в распахнутую настежь деревянную дверь, через которую виднелись ослепительно-яркое небо, оранжевое солнце и зеленые деревья вдалеке. На мосту отпечатались следы — от зрителя к двери, окропленные яркими пятнышками крови, словно тот, кто убежал из тьмы за дверь, здорово поранился на бегу.

А оставшиеся от Бякина картины вскоре частично расползлись за бесценок по частным коллекциям, частично были сожжены в металлическом мусорном баке на задах галереи. Но это уже совсем другая история.

16 октября 1996 г.

2 августа 1998 г.

6–7 декабря 2001 г.