Татьяна Кигим - Кузнецовая дочка

— У вас достаточно лекарств? — строго спросил он, наконец решившись.

— Да, доктор! — женщина бросилась вытряхивать к его ногам все богатство: мелкие купюры и упаковки инъекций.

— Ладно, — Бренар кивнул. — Смотрите, не попадитесь другой смене.

Выходя из дома, он махнул рукой ожидающему Сабато с дружками. Кривая ухмылка расплывалась по роже мерзавца. А ведь он же сам завтра может оказаться живым на костре Гиппократа…

— Это простая простуда! — крикнул Бренар, и, развернувшись, резко черкнул на дверях круг.

Чувствовал он себя Фатимой, спасающей дом Али-Бабы.

Мария торопливо глотала мясо, не заботясь о приличиях. С хлопотами она забыла, когда ела в последний раз. А спала она, вроде, вчера. Или позавчера.

Сезар говорил об отлове крыс, о том, что король запретил сжигать дома больных, но соседи не слушают. Мари, глотая, кивала. Сезар налил в кубок вина — в комнате они были одни. Мария знала, что слуги ее сторонятся, но этот странный инквизитор ее не оставлял.

— Только сама не болей, — сказал он однажды, прикрывая ее одеялом, когда Мари прилегла на кровать, не раздеваясь. — А то где мы еще святых найдем.

Желающих ходить по чумным домам действительно недоставало. Да еще этот голос мешал больше всех, советуя остановиться, поберечься — когда она поила больных настойками целебных трав, подавала воды, вытирала пот со лба. Вот только святой ее никто не считал.

— Че не мрет? Все мрут, а она не мрет. Ведьма, никак, — раздавалось вслед.

Выживало мало: один из трех, не считая тех, кто все-таки попадал в огонь. И говорили: вот ведьма, того спасла, а моего убила! Выживших не считали, а мертвых записывали на нее.

Но дело двигалось, и город оживал. Потница уходила. Вот только на ногах не проходили кровавые мозоли, и на скуле подживала ссадина от камня.

Глотая еду, Мари пыталась сообразить, сможет ли она добраться до постели, или лечь спать прямо на полу. Мысли плыли, и внезапно из полудремы Мари вырвал звонкий молодой голос. Знакомый голос! Дорогой голос!

Золотоволосый рыцарь весело смотрел на девушку. С Мари разом слетела дремота, дыхание перехватило. Он! Разом нахлынули воспоминания, неумелые движения, «Боже, у меня ничего не получится!», кровь, много крови, волнение, ругань голоса, но он живой, и наконечник стрелы извлечен, и рана промыта… Так вот кто, сообразила Мари, рассказал обо мне Сезару!

— А, вот она, наша героиня! — улыбнулся рыцарь, и Мари расцвела от этой улыбки. — Ну что, мой друг, прав я был?

— Прав, — кивнул Сезар. — Не будем мешать, — он потянул рыцаря за локоть и увлек в соседний кабинет. Мари опять осталась одна, и вдруг вспомнила, что за все это время даже не узнала, как зовут ее пациента! «Господин рыцарь», он был для нее «господин рыцарь».

— Госпожа, ванна готова, — в комнату заглянула служанка и тут же юркнула обратно.

«Какая я госпожа», — мелькнуло в голове у Мари, но мысль она не додумала. Добралась до ванны — единственной роскоши из отдыха, которую она себе позволяла, к которой приобщилась в доме инквизитора — еще одна монетка в копилку обвинений. Разве ж будет хороший человек кажен день в воду лезть, шептались по углам служанки. Ведьма, точно ведьма! Мари вздохнула глубоко, окунулась в прохладу и аромат благовоний… Настойчивый, дурманящий, расслабляющий.

— Проснись! — кричал кто-то. — Проснись!

Аромат пропитывал легкие, заполнял сознание, и Мари скорее почувствовала, чем заметила, что вошел кто-то, и, обернув ее в покрывало, вынул из ванны, и понес куда-то… голос кричал, орал, звал, надрывался, но сознание уплыло вместе с голосом.

Мрачный и угрюмый, Станислав срывал злость на ни в чем не повинном столике в баре на втором этаже. Сон не желал его слушаться, и то, что вытворяли герои, ни в какие рамки не лезло. Убедить себя, что это всего лишь будущая книга, после произошедшего удавалось с трудом.

«Я схожу с ума, — думало Бренар. — Слава Богу, что я хотя бы не пишу стихов».

А наяву спину ощупывал пронзительный взгляд хитрющих глазок Яра, и Станислав бесконечно болтал ложкой в чашке, хотя чай пил без сахара. Но легкий нервный звон успокаивал. За столик присел Морис, он был чем-то расстроен.

— Знакомого казнили, — сказал он. — Сынишку школьного друга. В газете прочел. Вот, — он протянул Бренару карту.

Станислав щелкнул ридером, и перед глаза выплыла фотография казненного смутьяна с усиками и бородкой. «Контрабандист пойман и казнен», — гласил заголовок, но Бренар не смог читать дальше. В голове вертелось одно: «Я проверял у него пульс… я проверял у него пульс… до и после…».

— А я их каждый день расчетам отдаю, — пьяно всхлипнул Морис, протягивая Бренару стакан. — Давай выпьем за душу этого мальчика и души всех, кого мы… кого я… о Господи! Давай просто выпьем за их души!

Станислав промолчал. В стакане бултыхались кубики голубоватого льда.

Яр, наклонившись к смазливой барменше, шептал ей что-то. Девушка с приклеенной улыбкой слушала. Никто не любил ссориться с Яром.

— У меня ведь план, — с отчаянной тоской бормотал Морис. Бренар оглянулся на барную стойку. — А еще у меня, кроме плана, жена и двое детишек. И я должен быть этим чертовым участковым, потому что иначе!.. Хорошо тебе, без семьи!

— У меня сестра, — ровно сказал Бренар. — На соседнем континенте.

— Ты не участковый!

— Да.

Помолчав, Станислав добавил:

— Повезло.

Мориса развозило на глазах. Похоже, до него не доходило, сколько глаз и ушей в этом баре — даже если не считать мерзавца Яра. А у Мориса, сам сказал, дети. Вот дурак. Бренар подавил попытку встать и немедленно уйти. Вместо этого он начал успокаивать друга, пытаясь перевести сменить тему. Но идиот Морис не успокаивался:

— У меня же план — не меньше пятнадцати очагов в неделю! Будет меньше — самого в бедняцкий квартал! Им нужна эта чертова эпидемия, — цеплялся Морис за пуговицу пиджака Бренара, будто за спасательный круг, — понимаешь, им нужна эпидемия!

Бренар с ужасом слушал излияния друга. С ужасом — не потому, что никогда этого не знал, а потому, что рушился привычный, спокойный, уютный мир, в котором, отгородившись стеной, можно не слышать, не видеть, не говорить. И тогда всего этого нет.

Наконец, он не выдержал и резко поднялся.

— Ты… к-куда? — осоловело протянул Морис.

— Извини, ты несешь пьяный бред, — громко сказал Бренар, поднимая свой дурацкий старомодный чемоданчик. Он был зол на весь мир, на Мориса особенно, и еще на себя — за то, что позволил втянуть себя в эту историю.

Распрощавшись, торопливо и агрессивно, Станислав сунул в щель стола карточку. Морис, не соображая, что делает, вытряс на стол несколько монет.