Татьяна Кигим - Кузнецовая дочка

— Я это знаю, — ровно ответил Бренар.

Землянин вертел в руках очки, не глядя на Станислава.

— Проблема в том, что все жители, вступающие в эти стены для официального заявления — а только такое принимается для протокола… Бренар, у вас в горле бомба.

Бренар провел рукой по лицу, усмехнулся. «Счастливой дороги, Станислав, — сказал ему Яр на прощание. — Приятно отдохнуть». Прощальная улыбка Яра была такой любезной.

— Обычно она взрывается в вестибюле. Открытый вызов Земле, демонстративная насмешка. Но выглядит все очень естественно — просто горло разрывают кристаллические отростки внезапно проснувшегося текоса. Обвинять правительство Ваторы мы не можем — вы ведь могли где-нибудь подцепить его сами, на одном из полюсов. Или вы, может, оригинал-самоубийца. У вас же это модно… В общем, Бренар, я не знаю, почему текосовая бомба не сработала, но она может рвануть в любой момент. Мы можем попытаться вытащить ее, но медики девяносто процентов ставят на детонацию. Повторяю: она может сработать в любой момент. Вы должны четко это осознать, принимая решение… Вы продолжите или сделаете заявление после операции?

«А если операция окажется неудачной? — подумал Бренар. — Ну и падаль ты, Яр… А может, и не Яр это вовсе».

— Итак, ваше решение? — голос землянина с белыми волосами был ровен и — едва уловимо напряжен.

Секунда — очень растяжимое понятие. Бренару казалось, он думал о жизни бесконечно долго. О годах прошлого и мгновениях будущего. О себе, о Морисе, о Мари, о контрабандисте с мальчишечьей бородкой… На самом деле прошло чуть больше секунды, и, набрав в грудь воздуху, Станислав начал рассказ:

— Правительство Ваторы пятнадцать лет живет за счет гуманитарной помощи, посылаемой на борьбу с эпидемией, — он говорил ровно, но быстро. — Все медикаменты продаются на черном рынке, в основном поставляются на такие же малоразвитые планеты. Это основная статья дохода…

Он говорил, а перед глазами стояла жизнь, которую он так и не успел прожить. Только мелькнул бесформенным силуэтом, чтоб сгинуть, как кусок рафинада, в темном водовороте…

— Это все? — срывающимся голосом спросил, наконец, человек за стеклом.

— Да, — сказал Бренар, стоя за стеклянной перегородкой и ловя свои последние мгновения, как когда-то ловили их его… пациенты. — Больше мне добавить нечего. Разве что…

И он скорее подумал, чем прошептал:

— Спасибо тебе, Мария…

Мари лежала на траве, и чувствовала, как по телу разливается слабость. Злобный дракончик, с которым она боролась несколько часов, наконец-то сдох. Вспух ярким огненным шаром, разлетаясь во все стороны чешуей. Вот только голос все равно молчал…

Неладное Мари почувствовала ночью, сквозь сон. Дракончик разевал пасть, и Мари поняла, что если он сомкнет зубы — случится непоправимое. Мари схватила железный прут, что калил отец, и всунула подлючке меж зубов. Дракон обозлился, взревел, прут гнулся, но держал. И Мари не давала зверюге сомкнуть зубы, хотя силы ее уходили по капле…

И когда совсем уже стало невмоготу, пришли маги, и захватили дракончика в сети, и отнесли в темную дальнюю комнату, и он лопнул от злости и от того, что Мари отпустила наконец прут…

Но вот прошло уже много часов, а голос молчал. Может, он просто спит?

В бесконечной голубизне плыли сказки, написанные облаками. Мари смотрела в небо и просила: пусть у каждой сказки будет счастливый конец.

И человек, которого она придумала, будет. Жить.

Осталось только правильно расставить ударения.

Можно, сразу два?

Очень надо.