Элджернон Блэквуд - Кентавр

— О, не читай проповеди, Джон, ради бога. Ты становишься таким занудным.

Но ее слова лишь подчеркнули значимость произнесенных слов, которые иначе остались бы без внимания.

— Если жизнь для него потеряла смысл, — настойчиво произнес Джон Берли, — тогда, конечно… — Он запнулся. — Я обещал, что больше не буду об этом говорить, — усмехнулся он, но потом, словно назло, закончил: — И все же, в сложившихся обстоятельствах, он мог выказать презрение к человеческой натуре и к самой жизни и…

На этот раз его остановил приглушенный вскрик.

— Джон, я ненавижу, когда ты начинаешь так говорить. И ты снова не сдержал слово.

Нэнси была не просто раздражена, злость и нервозность звучали в ее голосе. То, как он сказал все это, смотря не на них, а в окно, заставило ее содрогнуться. Неожиданно она увидела в нем мужчину и испугалась.

Муж ничего не сказал ей в ответ. Он встал и наклонился к лампе, чтобы взглянуть на часы. Выражение его лица скрывала тень.

— Два часа, — заметил он. — Думаю, я пройдусь по дому. Может, найду заснувшего рабочего или кого-нибудь еще. В любом случае уже скоро рассветет.

Он рассмеялся, и выражение его лица, тон его голоса мгновенно ее успокоили. Он вышел. Они услышали его тяжелую поступь, эхом разносящуюся по длинным голым коридорам.

Мортимер тотчас бросился к ней.

— Он что-то имел в виду? — спросил юноша, переводя дыхание. — Он не любит тебя нисколечко. И никогда не любил. А я люблю. Не трать себя даром. Ты принадлежишь мне.

Слова лились из него, и он покрывал ее лицо поцелуями.

— О, я не об этом, — расслышал он между поцелуями.

Молодой человек тотчас отпустил ее и внимательно посмотрел Нэнси в глаза.

— Что теперь? — прошептал он. — Думаешь, он видел нас на лужайке?

Он подождал, но Нэнси не отвечала. Вдалеке по-прежнему слышались громкие шаги.

— Я знаю! — неожиданно воскликнул юноша. — Он просто чувствует влияние проклятого дома. Вот и все. И дом ему не нравится.

Ветер прошелся по комнате, вновь зашелестев бумагой, что-то загремело, и миссис Берли вздрогнула. Ей на глаза попался свисающий со стремянки конец веревки. Все ее тело начала сотрясать легкая дрожь.

— Он изменился, — тихо ответила она, снова устраиваясь поближе к юноше, — какой-то беспокойный. Разве ты не заметил, что он сейчас сказал: мол, в определенных обстоятельствах он мог бы понять мужчину, — она запнулась, — который бы так поступил…

Ее голос резко оборвался.

— Гарри, — она смотрела ему прямо в глаза, — он на себя не похож. Джон никогда бы не сказал этого просто так.

— Чушь! Ему просто ужасно скучно. Да еще этот дом так действует на тебя.

Он нежно поцеловал ее. Потом, когда она ответила на его поцелуй, он привлек ее поближе и страстно прижал, невнятно бормоча какие-то слова, среди которых можно было различить: «бояться нечего». Тем временем шаги приближались. Она оттолкнула его.

— Ты должен держать себя в руках. Я настаиваю. Ты должен, Гарри.

Потом она снова нырнула в его объятия, уткнувшись лицом в грудь, но только для того, чтобы в следующий миг высвободиться из его объятий и отойти.

— Я ненавижу тебя, Гарри, — неожиданно воскликнула она, злость и раздражение промелькнули на ее лице. — И себя ненавижу. Почему ты так поступаешь со мной?..

Она замолкла, услышав все приближающиеся шаги, поправила волосы и неспешно подошла к открытому окну.

— Теперь я начинаю думать, что ты только играешь со мной, — зло ответил юноша, глядя на нее с удивлением и разочарованием. — На самом деле ты любишь его, — ревниво добавил он, как обиженный избалованный мальчишка.

Она даже не повернула головы в его сторону.

— Он всегда был добр, ласков и щедр ко мне. Никогда ни в чем не обвинял. Дай мне сигарету и перестань корчить из себя героя-любовника. По правде сказать, мои нервы уже на пределе.

Речь ее звучала отрывисто, а когда он поднес огонь к сигарете, то заметил, что ее губы дрожат, да и его собственная рука тоже дрожала. Он все еще держал спичку, стоя рядом с ней у окна, когда звуки шагов достигли порога, и Джон Берли вошел в комнату. Он сразу подошел к столу и прикрутил лампу.

— Чадит, — заметил он. — Разве не видишь?

— Простите, сэр, — Мортимер слишком поздно подскочил к нему, чтобы помочь. — Во всем виноват сквозняк, когда вы открыли дверь.

— А-а! — понимающе откликнулся Берли и, глядя на них, отодвинул стул. — Это как раз именно тот дом, что нужен. Я просмотрел все комнаты на нашем этаже. Из него выйдет замечательный санаторий, здесь практически ничего не нужно переделывать.

Он развернулся на своем скрипящем плетеном стуле и посмотрел на жену, которая сидела в проеме окна, болтая ногами и куря сигарету.

— За этими стенами будет совершенно безопасно. Очень хорошее вложение денег, — продолжал он, казалось обращаясь больше к себе. — И люди будут здесь умирать…

— Слушайте! — перебила его миссис Берли. — Этот шум — что это?

Из коридора или соседней комнаты донесся какой-то глухой звук, заставивший всех троих оглянуться в ожидании повторения. Но было тихо. Только на столе вновь зашуршала бумага да от лампы поднялся легкий дымок.

— Ветер, — спокойно заключил Берли, — наш маленький друг, южный ветер. Он снова что-то сдул, только и всего.

Но любопытство подняло всех с мест.

— Пойду посмотрю, — пробормотал он. — Все окна и двери открыты, чтобы свежая краска побыстрей высохла.

Но и после этих слов не двинулся с места, а остался стоять, наблюдая, как белый мотылек стремительно носится вокруг лампы, задевая крыльями голую поверхность стола.

— Разрешите пойти мне, сэр, — попросил Мортимер.

Он был искренне рад представившейся возможности; сейчас он впервые ощутил беспокойство. Но был еще один человек, беспокойство которого было гораздо сильнее его собственного и, соответственно, который еще больше хотел убраться отсюда.

— Пойду я, — решительно заявила миссис Берли. — Мне так хочется. Я не выходила из этой комнаты с тех пор, как мы здесь, и я нисколько не боюсь.

Странно, но какое-то время она тоже оставалась стоять неподвижно — казалось, она чего-то ожидает. Несколько секунд никто не шевелился и не проронил ни слова. Взглянув в глаза своему поклоннику, она поняла, что теперь и он уловил то легкое, неясное изменение, произошедшее с мужем; и оно испугало его. Этот его страх вызвал у нее лишь презрение. Женщина стала презирать молодость и испытала странно сильное влечение к мужу, несмотря на то, что ее терзало необъяснимое беспокойство. Нэнси почувствовала: в комнате что-то изменилось, сюда что-то вошло. Все трое стояли и прислушивались к легкому ветру за окном, ожидая повторения звука — двое беспечных страстных любовников и один мужчина, ждущий, наблюдающий, прислушивающийся. Казалось, в комнате было пять человек, а не трое — два виноватых сознания как бы стояли в стороне, отделившись от своих хозяев. Тишину нарушил Джон Берли.