Ольга Белоусова - Перекресток волков

Я подумал, что это как раз в духе отца — дать такое странное имя охранной сигнализации.

— Твой отец был необычным человеком, — заметил Бэмби и тут же поправился: — Ну, то есть не человеком, конечно…

— Порой я думаю, что это не так уж и важно — человеком он был или волком. Он был и он умер — разве не это самое главное? Эд, мой брат, винит меня в его смерти. Разве он ненавидел бы меня меньше, если бы Том Вулф был просто человеком? — я сорвал с куста калины несколько ягодок, сунул их в рот, чувствуя, как отрезвляет сознание горькая мякоть.

— Иногда ты удивляешь меня…

— Иногда я сам себя удивляю.

Бэмби старательно принюхался и сделал шаг вперед. Я положил руку ему на плечо.

— Будет больно.

— Больно?

— Ты не бойся, просто иди, не останавливаясь. Боль — это как расплата за пропуск.

Бэмби, кивнув, двинулся по тропе. Я почувствовал, как задрожала, дернулась, изменилась Дидлайн… Бэмби тихонько ойкнул, но не остановился. Сильный человек.

Тропа уводила его в лес, петляя, прятала среди деревьев. Я еще немного постоял, почему-то думая о брате, а потом отправился следом за Бэмби.

Лето было в самом разгаре. Мир сиял всеми мыслимыми и немыслимыми красками.

— Скажи, Ной, как все началось?

Мы уселись на поваленный ствол осины. Рядом в траве весело журчал родничок.

— Солнце светит, Бэмби, — заметил я. — Тебе обязательно говорить об этом именно сейчас?

Он достал из кармана два пряника, один протянул мне:

— Лиза угостила…

— Смотри, Бэмби, — рассмеялся я, откусывая кусок. — У нас с этим быстро.

— С чем?

— Не прикидывайся дурачком. Со свадьбой.

— Ты с ума сошел?

— Тебе сколько лет?

— Восемнадцать.

— А ей скоро будет шестнадцать. Как только Лизу примут в племя, она вполне может самостоятельно определять свою судьбу.

Он недоверчиво посмотрел на меня, неуверенно улыбнулся.

— Шутишь?

— Нет, конечно.

— Но… она же… как ты… Ты говорил, что волки ненавидят людей.

— Ну, во-первых, мою мать в племени уважают, а она — человек. Правда, не скрою, это уважение пришло не сразу. А во-вторых, Лиза — тоже человек. Самый обыкновенный. Может, сильнее, чем другие, и рефлексы лучше развиты, но это все же человеческие рефлексы. Лиза выросла в поселке, где людей можно пересчитать по пальцам одной руки. Общение с тобой — экзотика, а она очень впечатлительна. Так что смотри… Любить тебя от этого больше не станут, но вот уж жениться заставят точно…

Кстати, а чем не мысль? Если Бэмби и Лиза… Племя вынуждено будет признать его. Вряд ли волки рискнут выказать недовольство детьми Эдварда. В конце концов он у нас герой.

Хотя мой отец тоже был героем, а недовольство мною было высказано по полной программе.

Впрочем, Бэмби, похоже, интересовало совсем другое.

— А как они, в смысле, люди — ее родители, оказались в вашем поселке?

Я дожевал пряник, спрыгнул на землю и осторожно раздвинул траву, обнажая родник.

— Это долгая история, Бэмби.

— По-моему, мы никуда не спешим.

Склонившись над водой, я сделал несколько жадных глотков. Горло обдало холодом.

— Дядя Эдвард — волк, отказавшийся от своей Силы ради племени. Он спас талисман и стал героем. Ему тогда было только четырнадцать. А тетя Лина — человек от рождения. Получилась обыкновенная человеческая семья. У Лизы не было ни единого шанса стать волком. Это — вкратце.

— И что, Лиза никогда не станет такой… как ты?

— Никогда, — я на мгновение задумался, а потом добавил: — Не исключено, что Сила вернется в ее детях. Иногда такое случается, через поколение или два, при определенных условиях. Правда, очень редко… Говорят, для чуда волку нужно вишневое небо…

— А оборотни?

— Что — оборотни?

— Оборотни бывают? Или это и правда всего лишь фантастика?

Я вздохнул, вспомнив девочку, пытавшуюся меня убить.

— Бывают… Сам видел. Откуда берутся, только не знаю.

— Какие они?

— Ну-у… Люди, которые умеют превращаться, реагируют на луну, боятся серебра, огня и прочей дребедени. Или думают, что перевоплощаются, реагируют и боятся… Чудовища или сумасшедшие… Причем и те, и другие одинаково ненавидят людей.

— И… много их? — чуть поколебавшись, спросил Бэмби. — Интерес чисто спортивный… может, пора готовиться к мировой войне с оборотнями?

— Не пора, — заверил я. — Во-первых, их мало. Во-вторых, война и так уже идет…

— В каком смысле?

— В прямом, — я закусил губу, пытаясь заглушить воспоминания об отце. Он вышел на тропу войны, нарушил запрет бога и повел за собой волков. — Вы, люди, убивали оборотней и волков тысячи лет. Мы, волки и оборотни, защищались и убивали людей. Мы никогда не общались между собой. Мы презираем оборотней — генетическую ошибку природы. Но вот враг у нас почему-то оказался общий. Охота на ведьм… Непонятно только, кто был охотником, а кто — добычей.

Я потянул носом воздух. Кострами, конечно, не пахло, но мы, волки, слишком часто чувствовали огонь на своей коже, чтобы забыть пережитую, пусть и не нами, боль.

— Так что, поверь мне, Бэмби, война идет давно.

Воспоминания об отце почти угасли. Почти.

Я вздохнул.

— Ты чего? — не понял Бэмби.

— Да так… жалко мне их…

— Кого?

— Оборотней.

— Почему?

— Потому что ваш бог от них отвернулся.

— Я не верю в бога, — напомнил Бэмби. — Так что можешь мне претензий не предъявлять.

— Может, он потому такой равнодушный, что вы в него не верите?

Бэмби потер шрам и сказал совершенно другое:

— Знаешь, Лиза — первая девушка, которая, видя мое лицо, не морщится брезгливо.

Я понимал его. Понимал, но неизвестно, к добру было все это или к худу.

— Я предупредил тебя, Бэмби.

Он согласно кивнул, опустился рядом, зачерпнул в ладонь воды.

— Ледяная… Ты не ответил на мой вопрос.

Я мысленно прокрутил наш разговор обратно.

— На который? Ты постоянно что-то спрашиваешь…

— Как… с чего все началось? Когда волки и люди возненавидели друг друга?

Я хмыкнул.

— Кто теперь знает?

— Ты!

— О, нет! Лично я знаю только то, что рассказывал мне отец.

— Расскажи, — повторил он.

— Вряд ли эта история тебе понравится…

— Расскажи.

Я снова уселся на осину, так, чтобы солнце не било прямо в глаза. Бэмби пристроился рядом. У него на лице было написано любопытство и ожидание. Я помрачнел. Жизнь Томаша Вулфа не располагала к веселью.

— Ладно, слушай… Волчонок становится волком в шестнадцать лет, то есть по вашим, человеческим законам становится совершеннолетним. Для нас это — семейный праздник, как Рождество или Новый год. Куча подарков, именинный пирог, друзья, лопающиеся от зависти или, наоборот, покровительственно похлопывающие тебя по плечу: мол, добро пожаловать в наш круг взрослых… Приходит Сила. Сила, которая меняет всю твою сущность. Ты готовишься к этому, готовишься все шестнадцать лет своей жизни, и все равно оказываешься не готов. И ты радуешься, потому что нет ничего лучше… Мой отец в подарок надень рождения вместо пирога получил много ненависти и человечьей крови. Он говорил, что тот день был проклят небом. Знаешь, я как-то не сразу понял, что это значит…