Кэтрин Фишер - Инкарцерон

Уже решившийся бежать, Финн остановился.

Кейро стоял, не шевелясь – одна его рука, странно вывернутая ладонью наружу, приклеилась к чёрной поверхности стены. Сначала Финну показалось, что брат просто пытается высвободить меч.

– Брось его! – заорал Финн.

Но Кейро повернул голову и зло глянул на брата.

– Да при чём тут меч!

Финн дёрнул руку Кейро. Бесполезно.

– Оставь его… – начал Финн.

– Я ни за что не держусь, – перебил Кейро и отвернулся.

Финн присмотрелся.

– Но…

Брат снова развернулся к нему, злоба полыхнула в его взгляде.

– Это я сам, Финн. Не понимаешь, что ли?! Не будь таким идиотом! Это я сам!

Ноготь указательного пальца на правой руке. Его намертво притянуло к магниту стены, и когда Финн схватил руку и потянул что есть силы, ноготь оставался неподвижен – крохотный кусочек удерживался непреодолимой силой магнитного поля.

– Ну что, отпустить его? – лукаво поинтересовалась Тюрьма.

Финн встретился взглядом с Кейро.

– Отпусти, – прошептал Финн.

С яростным грохотом лавина металлического мусора обрушилась на пол.

***

Клодия остановилась.

– Что это?

– Что?

– Этот шум

– В Тюрьме вообще очень шумно. Пожалуйста, давай вернёмся к разговору о королеве. Похоже, она…

– Это оттуда. – Клодия всмотрелась в пространство прямо перед собой: она двигалась по низкому – в человеческий рост – затянутому паутиной и тускло освещённому арочному проходу.

Инкарцерон рассмеялся, но в веселье его послышалась нота тревоги.

– Чтобы найти Финна, ты должна идти только вперёд.

Клодия промолчала, внезапно ощутив возникшее вокруг напряжение, словно Инкарцерон ждал чего-то, затаив дыхание. Какой же маленькой и уязвимой она себя почувствовала!

– По-моему, ты лжёшь, – решилась она.

Наступила тишина. Крыса пробежала по проходу, заметив Клодию, стала кружить поблизости. Затем голос задумчиво произнес:

– А это даже романтично, хоть и глупо. Потерянный принц, упрятанный в застенок герой… Ты хочешь, чтобы Финн оказался тем самым маленьким мальчиком, которого ты помнишь. Но даже если Финн и есть Джайлз, с ним здесь многое произошло, и он уже не тот, что прежде. Я изменил его.

– Это не так. – Клодия, не отрываясь, смотрела в темноту.

– Так. Твой отец был прав. Чтобы выжить здесь, человек вынужден стать подонком, превратиться в зверя, лишённого сострадания, не замечающего чужой боли. Финн воровал, и даже, возможно, убивал. Как такой человек сможет вернуться на трон и править? Разве ему можно доверять? Мудрые сапиенты создали систему, исключающую освобождение. Исключающую помилование.

От этого голоса у Клодии холодок бежал по коже. Не хотелось слушать, не хотелось поддаваться отравляющим душу сомнениям.

Клодия активировала Ключ, повернула в тесный проход и побежала.

Туфли скользили на каменном крошеве, которым был усыпан пол, прогнившей соломе и останках каких-то существ, истлевших настолько, что рассыпались от малейшего прикосновения.

– Клодия! Где ты?

Он было всюду – вокруг неё, над ней и под ней.

– Пожалуйста, остановись. Или мне придётся остановить тебя.

Она не отвечала. Нырнув под арку, выскочила к развилке – три тоннеля расходились в разные стороны. Времени на раздумья не было – Ключ раскалился, обжигал пальцы – и Клодия наугад бросилась в левый проход, промчалась мимо клеток с распахнутыми дверями.

Тюрьма зарычала, пол под ногами заходил ходуном, вздыбился, подбросив её вверх. Закричав от боли, Клодия упала и поранила ногу. Но заставила себя подняться и нестись дальше. Пока у неё есть Ключ, Инкарцерон не сможет понять, где она находится.

Мир вокруг зашатался. Сгустилась темнота, едкий смрад потянулся от стен, чёрными тенями взметнулись к потолку летучие мыши.

Нет, она не закричит. Прильнув к стене, она продолжала продвигаться вперёд, даже когда пол вспух, встал горой, крутой и скользкой, и по склону посыпалась лавина щебня.

И в тот момент, когда Клодия уже готова была сдаться, скатиться вниз, она услышала голоса.

***

Кейро согнул пальцы. Он покраснел и старался не встречаться глазами с Финном. Тишину прервал Гильдас:

– Значит, я путешествовал с получеловеком.

Кейро оставил реплику без ответа. Он наконец посмотрел на Финна, который сказал:

– Давно ты об этом знаешь?

– С рождения, – ответил брат сдавленным голосом.

– Как же так?! Ты ненавидел и презирал их больше всех!

– А ты как думал?!– Кейро раздражённо тряхнул головой. – Я их ненавижу, и у меня для этого больше причин, чем у тебя. Ты разве не заметил, что я до смерти боюсь их? – Он метнул взгляд на Аттию, а потом заорал, обращаясь к Тюрьме:

– А ты! Клянусь, если бы я мог найти твоё сердце, я бы разорвал его на мелкие кусочки!

Финн растерялся. Он всегда мечтал стать таким, как Кейро – безупречным, красивым, дерзким, всегда завидовал энергии брата, его безграничной самоуверенности.

Да Кейро никогда никого не боялся!

– Все мои дети об этом мечтают , – с издёвкой заметил Инкарцерон.

Кейро тяжело опустился на пол, словно его вдруг разом покинули силы.

– Я боюсь, потому что не знаю, как далеко это зашло, – проговорил он, поднял руку и согнул палец. – Выглядит как настоящий, да? Никто бы не догадался. И как узнать, сколько во мне ещё вот такого? Внутренности, органы, сердце? Как мне узнать?

И столько отчаяния звучало в этих вопросах! Он наверняка задавал их себе миллионы раз, снова и снова, пряча страх за бравадой и высокомерием.

Финн посмотрел вокруг.

– Об этом может рассказать Тюрьма.

– Нет, да я и не хочу знать.

– Для меня это всё неважно, – сказал Финн, и, проигнорировав презрительно фыркнувшего Гильдаса, посмотрел на Аттию.

Та тихо констатировала:

– Значит, мы все с изъянами. Даже ты. Мне очень жаль.

– Спасибо, – небрежно бросил Кейро. – Жалость собако-девки и Видящего Звёзды. Да, сразу полегчало.

– Мы просто…

– Брось, обойдусь без вашего сочувствия. – Кейро отмахнулся от протянутой братом руки и выпрямился. – И не думайте, что это что-то меняет. Я всё ещё я.

– От меня жалости не жди. Давайте, пора идти дальше. – Гильдас прохромал мимо.

Кейро с ненавистью посмотрел ему в спину, подобрал с пола меч, шагнул следом за сапиентом, и тут Тюрьма содрогнулась и затряслась.

Финн попытался уцепиться за стену.

Когда мир перестал качаться, воздух наполнился пылью. В ушах зазвенело. Гильдас зашипел от боли. Подползла Аттия и, указывая на что-то сквозь пелену пыли, спросила:

– Финн, что это?

Сначала он не мог ничего понять. Потом увидел лицо. До странности ясное лицо, умные сияющие глаза, волосы, наспех скрученные в узел. То самое лицо, что смотрело на него сквозь дымку прошлого поверх свечей на именинном пироге, которые он разом задул.