Вильям Александров - Блуждающие токи

— Это волнение, так сказать, со знаком плюс. Оно помогает.

— А что вы считаете со знаком минус? — спросила Женя.

— Ну, всякие там передряги…

— Игорь Владимирович, — голос Жени странно зазвенел, — с каким знаком вы восприняли недавнее посещение Хатаева?

Лаврецкий застыл на мгновенье, видимо, не совсем понимая, о чем идет речь, потом заулыбался.

— А, ну, конечно, с плюсом. Я считаю, что все будет очень хорошо.

Ким торжествующе взглянул на Женю, но она даже бровью не повела. Она не спускала глаз с лица Лаврецкого. Она как будто забыла на нем свой взгляд, глядела пристально, не отрываясь, думала, вероятно, о чем-то своем и смотрела на Лаврецкого так долго, что тот, видимо, почувствовал неловкость.

— Вы что, Женя?

— Я, нет, ничего. Простите, Игорь Владимирович… Как здоровье ваше, мы ведь не спросили даже?

— Сейчас гораздо лучше. Ходить разрешили минут двадцать-тридцать… А вот в горы, как видно, вам уже без меня придется… — Он вздохнул.

— Ну, вот в это я уже не поверю, — сказал Ким. — Я думаю, тут дело как раз в том, что мы перестали ходить. Весной начнем — и все у вас как рукой снимет, вот увидите.

— Может быть. Ну, а пока блуждающими будем заниматься. Перспективы-то заманчивые открываются.

— Вы так считаете? — спросила Женя.

— Конечно. Хатаев вам разве не рассказывал?

— Так, в общих чертах. Намекал вернее.

— Ну что ж, по-моему, он своей энергией и напористостью пробивает великое дело. Институт! Честно говоря, я бы не решился ставить этот вопрос.

— А вам не кажется, что весь этот шум вокруг нас приведет к тому, что мы станем заниматься чем угодно, только не наукой? — Женя опять остановила на Лаврецком пристальный взгляд, и Лаврецкий некоторое время озадаченно смотрел ей в глаза.

— Не думаю, — сказал он наконец. — Конечно, весь этот шум к науке никакого отношения не имеет. Но для организационной стороны дела, вероятно, он был нужен, я так понимаю. Что вы скажете, Ким Сергеевич?

— Думаю, вы абсолютно правы. Так сказать, издержки производства, Тем более, что вам этим заниматься не доведется.

— Вот! Вот самое гласное, что меня привлекает в новом варианте. Организацией будет заниматься Федор Михайлович, у него к этому жилка есть. А нам останется наука, ее основные проблемы.

— И возможностей будет больше, — сказал Ким.

— Конечно, — подтвердил Лаврецкий. — А если я сумею сейчас уехать месяца на два, на три, уйти от текущих дел, осмыслить все, что накоплено нами за эти годы, выиграет в результате все-таки наука. Вы не согласны, Женя?

— Не знаю, может быть, вы и правы. Но, откровенно говоря, не по душе мне все это. Была у нас маленькая лаборатория, немногие знали о нас, — пожалуй, только специалисты, но мы занимались делом — это я точно знаю.

Она провела рукой по своим влажным волосам, прижала их к щеке.

— Спасибо, Женечка, — Лаврецкий наклонил голову, — мне особенно приятно, что вы так думаете. И все же… Слишком много накоплено, слишком мало отдано… Я просто физически ощущаю сейчас необходимость осмыслить, обобщить все, что мы получили за это время… Только бы сил хватило.

Они замолчали, и Киму показалось, что по лицу Лаврецкого словно тень прошла.

— А я уверен, что все будет хорошо, Игорь Владимирович! — Ким подошел к балконной двери, еще больше раздвинул шторы. — Поправляйтесь скорей, заканчивайте расчеты и выходите. Суетней всякой вам больше заниматься не придется — ее возьмет на себя Федор.

— Значит, на его долю вы только суету оставляете? — улыбнулся Лаврецкий. — Незавидная участь.

— Ничего. Он для этого, можно сказать, создан. В общем, я уверен — все будет отлично. Только вы быстрей поправляйтесь, Игорь Владимирович. И возвращайтесь!

И опять мы остановились у моих ворот. Лил бесконечный дождь, укрыться было негде, мы прижались к газетному киоску, холодные капли падали за ворот.

Я представила, что ему еще ехать через весь город, туда, к себе, и мне жутко стало.

— Хватит, Кимушка, езжай… Тебе ведь далеко добираться.

— Ничего, — сказал оп весело, — я привычный. — И вдруг добавил — Хорошо, что навестили Старика. Видишь, даже он одобряет Федора. Даже благодарен ему. А ты все злишься. Отчего Хатаев злит тебя?

— Не знаю. Фамилия раздражает.

— Чепуха.

— Конечно. И еще… Мы все время говорим о нем… Ты замечаешь? Даже сейчас не можем забыть, что есть на свете какой-то Хатаев. Почему это?

Мы встретились с ним глазами, и я увидела: он растерялся

— В самом деле… Все время он здесь… Как привидение! — Он помотал головой и вдруг сказал в сердцах: — А ну его к черту!

О Хатаеве мы больше не говорили. И вообще, кажется, больше не говорили Он гладил мое мокрое лицо. Целовал глаза. Он любит целовать мои глаза.

Целует и молчит.

А я все жду, когда же он скажет…

А может, никогда?

Уже около часу ночи.

И я решаюсь:

— Послушай, — говорю я, — может, ты не поедешь домой… ведь так поздно…

— Куда же я денусь? — спрашивает он удивленно.

— Останешься у меня.

— А мама? У вас ведь одна комната.

— Ну и что же? Я постелю себе на полу.

— Нет, — сказал он, подумав, — я так не могу. Да и мои там опять волноваться будут.

— А хочешь, — говорю я и слышу, как вдруг начинает толкаться в грудь мое сердце, — хочешь, я поеду с тобой… К тебе…

Несколько секунд он напряженно вглядывается в мое лицо, я чувствую, как вздрагивают его пальцы. Он отводит со лба мои волосы, целует их, прижимается щекой к моей щеке и говорит глухо, глядя куда-то в сторону: — Понимаешь… Мать… Она болезненно все это воспринимает. Надо немного подождать… Совсем немного… я что-нибудь придумаю…

Я стою молча. Ну, что я могу сказать? Что еще я могу сказать! И сердце затихает. Я уже не слышу его. Мне кажется, оно остановилось совсем, и в какой-то момент я начинаю задыхаться, не хватает воздуха… Это длится одно только мгновенье. Только одно мгновенье. Потом все проходит. Становится как-то очень спокойно… И так же спокойно, с холодной ясностью вдруг приходит странная мысль: если бы на его месте был Хатаев, он не колебался бы. Ни секунды.

Боже мой, все было бы так просто!

Несколько дней Федора почти не видно было в лаборатории, он появлялся, выхватывал из стола какие-то бумаги и тут же снова уезжал вместе с директором и Ганиевым. Вид у них всегда был чрезвычайно озабоченный.

Жора стоял у окна и в духе футбольного репортажа комментировал все происходящее внизу, у подъезда.

— Внимание! Директор и Ганиев идут по правому краю, приближаются к площадке, хотят обойти Федора, но он преграждает им дорогу. Короткий, неравный поединок, Ганиев устремляется вперед, но Федор намертво блокирует директора, пытается изменить направление его движения, схватка, финт вправо, финт влево, подкат, Федор оттесняет директора обратно к машине. Так… Пройдена линия защиты. Они садятся в машину, они отъезжают, итак, один-ноль в пользу Федора. Схватка продолжается. Судя по тому, что Федор при полном параде, даже галстук надел, чего с ним никогда не бывало, я думаю, не ошибусь, если скажу, что именно сегодня окончательно решится исход этого темпераментного, захватывающего поединка… Прошу всех быть наготове!