Наталья Точильникова - Иные

Вертолет завис над крошечным клочком сухой земли посреди огромного болота. Тим спустился к раненым и оказал им первую помощь. Потом их подняли на борт. Костя ревниво наблюдал за этим процессом. Чтобы никого не бросили!

Не бросили. Вертолет поднялся над лесом.

— Теперь куда, Тим? — спросил Костя у своего товаби.

Тим отвернулся.

— Серж? — Костя посмотрел на другого Высшего.

— На Сейби.

— Зачем?

— Там лучшие условия для вскрытия. Надо же довести эксперимент до конца.

— Серж, какой ты добрый!

Костя поймал на себе испуганные взгляды своих людей, которые давно уже сочувственно посматривали на его наручники.

— Все в порядке, ребята. Вам сохранят жизнь, — тихо сказал он. А потом обратился к Сержу: — Слушай, у меня к тебе одна просьба.

— Ковер? Канделябр? Шкаф красного дерева?

— Не успею насладиться, — улыбнулся Костя. — Нет, другое. Я сейчас не хочу говорить, при ребятах. Мы ведь с тобой еще встретимся до того, как?..

— Еще как встретимся!

Это произошло на Сейби сразу в день возвращения Кости. Его привели в маленькую комнату с белыми стенами. Посадили на железный стул, приковав к нему наручниками. Напротив, справа и слева, сели Тим и Серж.

— Тим, я хотел бы с тобой поговорить, — начал Костя.

— Не сейчас, — ответил за Тима Серж. — Мы тебя не за этим пригласили. Помалкивай и сиди смирно.

Тим и Серж начали сканирование. Глубокое. Вдвоем. Одновременно. Через минуту Костя схватился за голову свободной левой рукой и застонал. Из носа у него пошла кровь.

— Что это? — прошептал он.

— Помолчи! — прикрикнул Серж.

Операцию не прекратили. Спокойно и слаженно довели до конца менее чем за час. Только тогда Костю отпустила боль, и он смог поднять голову. Вся одежда и пол около него были закапаны кровью.

— Серж! Что вы со мной сделали?

— Ничего особенного. Глубокое сканирование.

— Сканирование?

— Да, сканирование обычно безболезненная операция. Но если его проводят несколько Высших одновременно, причем глубоко, это может вызвать головную боль и носовые кровотечения. В данном случае это было совершенно необходимо.

— Зачем?

— Чтобы получить наиболее полную информацию.

— Я бы вам сам все рассказал.

— Очень хорошо. Расскажешь. Твой рассказ тоже представляет интерес, но не сможет заменить результатов сканирования.

— Не сейчас.

— Хорошо. У нас еще два дня.

Серж встал, подошел к Косте и бросил ему носовой платок.

— Спасибо, товаби.

— О чем ты хотел меня попросить?

— Можно я поговорю с Тимом?

— Тим не хочет с тобой разговаривать.

— Гневается на меня?

— Высшие не гневаются.

— Ну, обижается.

— Высшие не обижаются.

— Тогда в чем дело?

— Ему неприятно с тобой общаться. Ты для него — свидетельство его ошибки.

— А-аа. Жаль. Лучше бы он гневался. Я бы тогда попросил у него прощения. Подвел я его. Ну не мог больше в клетке! А свидетельству ошибки нет смысла просить прощения! — И он выразительно пожал плечами.

Тим встал, и вышел из комнаты.

— О чем ты хотел меня попросить? — повторил Серж, когда они остались вдвоем.

— Я хотел тебя попросить не останавливать мне сердце.

— Что?!

— Ты не так понял. Я не прошу сохранить мне жизнь. Понимаю, что бесполезно. Нет. Но я хотел бы умереть по-другому.

— Ты исключительно привередлив.

— Все-таки выслушай.

— Да.

— Я хочу почувствовать момент смерти. Чтобы это происходило постепенно, понимаешь? Медленное погружение. Как в океан. Как во тьму. Как во Вселенную. Вы можете сделать так, чтобы эффект был, как от большой дозы морфия?

— Да.

— И я хочу, чтобы это сделал Тим. В конце концов, это его обязанность как товаби. Скажи Тиму. Ему не впервой усыплять белых лабораторных крыс. Думаю, он мне не откажет.

— Какая тебе разница? Ты все равно не поймешь, кто это сделал.

— Глупое желание глупого homo naturalis.

— Ладно, я ему передам, но ничего не гарантирую.

— И на том спасибо.

— Да, у меня для тебя новость. С тобой хочет проститься твой брат.

— Игорь? Он теперь Высший?

— Стал совсем недавно. Завтра он будет здесь.

Костя сидел в саду. Том самом, куда девять лет назад Тим приказал пересадить розовые кусты. Розы очень разрослись за эти годы и были хорошо ухожены. Тим приставил к ним садовника. А у белой каменной стены даже появилась золотистая деревянная лавочка. Эту лавочку и облюбовал Костя. Все, как девять лет назад. Почти. Только гитары у него теперь не было. Да он и не просил. Какие-то два дня!..

Игорь подошел к брату и сел рядом. Он не знал, что сказать. За девять с половиной лет они успели стать чужими. Да, Игорь мог бы просканировать ему сознание и точно узнать, чего хочет его брат, о чем он сейчас думает, и совершенно безошибочно выбрать тон и направление разговора. Но он не хотел.

— А ты ничего не говори, Игорь, — ответил Костя на его мысли. — Я буду говорить. А ты просто слушай, как слушал когда-то мои песни. О моем первом побеге и восстании ты знаешь. Мне до сих пор больно об этом вспоминать. Я погубил стольких людей. Я увел их за собой к смерти, а сам единственный остался жив. Как же тяжело мне было с этим жить! Тим бы меня понял. Я знаю историю о том, как он стал Высшим. Он сам мне рассказал. Не веришь? Он мне много чего рассказывал. Но еще тяжелее памяти была несвобода. Абсолютная несвобода! Ты даже не в состоянии понять, что это такое. Я чувствовал себя куклой на веревочке, безвольной игрушкой. А за веревочки дергал Тим. Нет, я ему очень благодарен. Передай ему это! Он подарил мне лишних девять лет жизни. Точнее, отсрочил мою смерть на девять лет. Все-таки тридцать один год — это не двадцать два. Спасибо! Это были не такие уж плохие годы. Тогда я научился быть свободным, несмотря ни на что. Я сочинял песню, и они не видели меня. Веревочки рвались, кукла оживала и вставала во весь рост. Только тогда я жил по-настоящему! Но вдохновение проходило, и я возвращался в свою тюрьму. Теперь она была больше и комфортабельней и называлась «город». А другие такие же заключенные слушали мои песни и сходили от них с ума.

Я не выдержал, мне захотелось настоящей свободы. С лесами, полями и реками. Настоящими, а не из фантазий и воспоминаний. Тим пожалел меня и разрешил путешествовать по острову. Ты не поверишь, конечно. Но тогда я был так ему благодарен, что дал себе слово, что не убегу. У меня теперь все было: и реки, и леса, и поля, и даже море. Но Сейби — слишком маленький остров. Все повторяется. Слишком тесно. И я нарушил собственное слово. С двенадцатью фанатами после концерта мы украли катер Тима. Я знал, что по закону это его катер. Ты уж попроси у него за меня прощения за кражу. Но мы иначе не могли бежать. Через сутки мы были в Канаде. Вот она, настоящая свобода! Мы шли по лесу. Над нами плыло синее небо и ветви сосен с длинными иглами. А потом мы строили избы из золотых стволов, и наступила зима с зелеными лапами елей на сияющем белом снегу. Я никогда не был так счастлив!