Джеймс Морроу - Библейские истории для взрослых

— Хлопок? — рискнул я.

— Вот именно. Прекраснейший цветок дельты Миссисипи. А теперь назовите цену.

— Не имею понятия. У меня банк, а не текстильная фабрика.

— Сегодня после полудня ты мог бы купить тюк лучшего льна в бристольских доках за шесть фунтов, — сообщила Призрак Рождества Условного. Она и не пыталась скрывать свою профессию. Нарумяненные щеки, выкрашенные в огненно-красный цвет волосы, откровенное декольте, открывающее глубокую ложбину, похожую на борозду на пшеничном поле. — Будь ты понастойчивее, смог бы сторговаться за пять.

— Но позволь нам сказать тебе настоящую цену, — молвил Призрак Рождества Повелительного, поглаживая золотистую тушку ближайшего гуся.

Призрак Рождества Прошедшего Совершенного — и был он из совершенного прошедшего, ибо тело его было завернуто в тогу, а голову украшал лавровый венок — хлопнул в ладоши, после чего недавно ласкаемый гусь треснул и, подобно суке, производящей на свет до абсурда многочисленный помет, изверг из своего нутра десятка два темных гомункулов, каждый из которых был не больше перечницы. Одетые в одни рваные брюки человечки, выделяя капельки пота величиной с булавочную головку, засеменили к фарфоровой вазе, до краев наполненной кубиками сахара.

— Так вот, настоящая цена хлопка — это кровь и страдания миллионов рабов-негров, — промолвил Марли, беря спагеттину и передавая ее Рождеству Повелительному.

— Какой ужас! — ахнул я.

— Мы не хотели тебя пугать, — промурлыкала Рождество Прошедшее Совершенное, поправляя диадему.

В камине языки пламени образовали слова «Настоящая цена».

— Поднять тюки!

Безжалостно резким движением руки Рождество Повелительное опустил спагетти на плечи негров. Их тельца судорожно вздрогнули от удара, из легких вырвались звуки, похожие на свист парового гудка.

— Быстрее! Живо!

Подобно муравьям, внезапно оказавшимся в аду для насекомых, рабы взвалили кусочки сахара на спины и, шатаясь под кристаллическими ношами, тяжело побрели к чайнику.

— И это еще не полная цена хлопка, — заметил Марли.

Когда рабы сгружали свои ноши в чай, в комнату вошел изможденный ребенок с тусклыми глазами и спутавшимися волосами, сжимающий в руке моток хлопковой пряжи. Прозрачный, как стекло, тонкий, как стебелек. Сморщив личико, он протянул свободную ручонку и выхватил яблоко из пасти жареного поросенка.

— Видишь, кому приходится сучить и мотать пряжу, — продолжал Рождество Повелительное, хватаясь за рукоятку шпаги. — Сучить и мотать, сучить и мотать — пятнадцать часов в день, шесть дней в неделю, пятьдесят две недели в году!

Мальчик начал неистово наматывать пряжу на яблоко, словно то была бобина.

— К тринадцатому дню рождения он проведет три четверти своей жизни в стенах вонючей, как хлев, прядильной фабрики, — промолвила Рождество Будущее Совершенное, поправляя рукой в перчатке свой наряд металлического цвета.

— Мы надеялись подсобрать немного денег, чтобы купить его матери медальон на сороковой день рождения, — заметила Рождество Прошедшее Совершенное.

— Она не дожила, — сказал Марли.

Теперь пряжа резала мальчику руки. Крупные капли крови закапали из разодранных ладоней.

— Что вы хотите от меня? — спросил я, обливаясь слезами раскаяния. — Чтобы я послал мальчику тысячу фунтов? Хорошо. Назначил награду надсмотрщику, который пожалеет плеть? Договорились! Поверьте мне, Призраки, я само воплощение души Рождества. Я подарю каждому рабу по индейке.

— Филантропия — удивительный порыв души, — молвил Марли, отрезая кусок свинины.

— На сей раз, однако, мы хотели бы, чтобы ты усвоил другую истину. — Призрак Рождества Условного поднесла к накрашенным губкам серебряную флягу и залпом опорожнила ее.

Словно оказавшийся у печки снеговик, мальчик с пряжей растаял, а яблоко на какое-то мгновение повисло в воздухе. Затем сорвалось с места и, пролетев по комнате, воткнулось в пасть поросенка, словно мушкетная пуля в крепостной вал.

Марли проглотил сочный кусок свинины.

— Видишь ли, Эбенезер, благотворительность вызывает всегда один и тот же вопрос: как благодетель достиг такого положения, что может теперь проявлять щедрость?

Мой партнер поковырял в зубах одним из подвешенных ключей.

— Благодаря изобретательности и заслугам? Или благодаря унаследованной привилегии и безжалостной эксплуатации?

С хитрой лисьей ухмылкой он открыл кассу и достал памфлет, озаглавленный «Manifest der Kommunisten» Фридриха Энгельса и Карла Маркса, и передал его Рождеству Настоящему Совершенному.

— Первый экземпляр вышел из-под пресса прошлой ночью в Брюсселе.

— Завтра к обеду отпечатают десять тысяч, — заметила Рождество Будущее Совершенное.

— Будь у них достаточно капитала, они с удовольствием отпечатали бы еще тысяч десять, — развила тему Рождество Условное, полоща горло джином.

— Живо работать! — визгливо прикрикнул Рождество Повелительное, полосонув рабов бичом, от чего те сломя голову кинулись к сахарнице.

— Новая идея пришла в мир.

Рождество Настоящее Совершенное отняла веер от груди и, развернув его, принялась обмахивать верхнюю губу, на которой выступила испарина.

— Она величает себя не филантропией, а справедливостью.

Совершенная раскрыла обложку и ткнула накрашенным ногтем в начало первого предложения.

— «Призрак бродит по Европе, — прочла она, — призрак коммунизма».

Языки пламени сложились в слово «коммунизм».

Марли жевал свинину.

— Кстати, царство Божие никогда не наступит на земле просто оттого, что у рабовладельцев возникнут проблески милосердия или дети будут получать подачки от анонимных доброхотов. Зло лежит в основе общественных отношений, и его необходимо искоренить. Нельзя отмахиваться индейками от всех проблем.

— Конечно, — согласился я. — Естественно. Я понимаю. Дайте мне адрес герра Энгельса, и я вышлю ему достаточно денег, чтобы он купил себе собственный печатный станок.

Марли отомкнул другую кассу и достал экземпляр моего любимого рассказа — моей собственной правдивой биографии — «Рождественская повесть».

— Если бы мне было позволено изменить название, — промолвил Рождество Сослагательное, — я бы назвал его «Рождественское надувательство».

Он вытащил табакерку и, как артиллерист, заряжающий пушку, затолкал щепотку табака в левую ноздрю.

— Благодаря этому ловкачу Диккенсу миллионы людей считают жадность исключительно личным пороком нескольких отдельных живодеров, таких, как ты, а в действительности она присуща Системе.

Языки пламени образовали слово «Система». Марли отшатнулся от томика, словно спасаясь от неприятного запаха.

— Собственно говоря, эта вещица — куча дерьма.