Далия Трускиновская - Феминиум (сборник)

Тяжелые, шелковистые пряди коснулись его лица, запах разгоряченной, нагой плоти лип к коже смрадной, вязкой жижей. Он забился в путах, распятый, беспомощный, почти не осознавая происходящее, только стучала в голове отчаянная, лихорадочная мысль: так не должно быть, не должно, не должно…

Пальцы, бесстыдные, жесткие, впивались в его тело снова и снова, не ведающие отказа, чуткие, опытные, алчные, распаляя ответный, мучительный огонь. Он хотел закричать, но лишь беззвучно хватал воздух потрескавшимися, разбитыми губами.

Так не должно быть… не должно…

Лакл сладко потянулась всем телом, до истомы, до легкого сердцебиения. Халат тончайшего изумрудного шелка туго натянулся, холодя кожу. Погрузила ладони в медную пену волос и замерла, медленно вдыхая утренний, стылый воздух, впрочем, слишком холодный, чтобы наслаждаться им, стоя босиком у распахнутого окна. Зябко передернула плечами и торопливо вернулась на ложе, облачко подушек обняло, согрело.

…Шелк, да, именно этот оттенок, текли по телу ласковые, щекотные волны, именно этот, темно-синий, под цвет глаз. Нежная ткань под пальцами льется, холодит. Портниха одобрительно кивает, хороший вкус, светлейшая. И герб, вот здесь, на груди, нет-нет, сделай побольше, да, алым с золотом, пусть все видят – собственность рода Клайэдоннэ. Улыбка течет по мягким, влажным губам портнихи, все будут видеть, светлейшая, все…

Дверь ударила о стену, плеснув в глаза ярким бликом. Воительница, смуглая, с раскосыми ярко-зелеными, дерзкими глазами, отчеркнутыми рваной каштановой челкой, слегка кивнула, застыв на пороге.

– В чем дело, Киана? – Радость угасла свечой, задутой ветром.

Приглушила зеленое ресницами, шагнула в сторону. Втащила за шиворот Сенги, ударила, ставя на колени, замерла рядом, довольные искорки плещутся в смешливых, кошачьих глазах.

Что это? Лакл ошеломленно вгляделась, темно-синий костюм, который она только вчера подарила, был помят и изорван.

– Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? – Стиснула бахрому подушки, холод тек по лицу.

– Он хотел сбежать, светлейшая.

– Что… – судорога перехватила горло, – что ты сказала?

– Сегодня. На рассвете.

Солнце, пронзительное, слепящее, било навылет, расчерчивая комнату рваными полосами. Там, в их пронзительном единении, – сгорбленная фигурка на коленях, далеко, невыносимо далеко.

– Иди. Ты свободна.

Бесшумно отступила Киана в полупоклоне, царапая смешливым взглядом, читая ее лицо, скользнула за порог, опять острый блик ударил по глазам.

– Как ты посмел? – Слова горьким ознобом текли по горлу.

– Вы не вправе задерживать меня здесь.

– Ничтожество! Я подарила тебе такую роскошную одежду. Во что ты ее превратил?

– Она мне не нужна.

– Цвет не понравился? Скажи какой, и я куплю!

Он дернулся как от удара.

– Верните мою одежду.

– Ты будешь носить то, что дам я.

– Я все равно убегу, – едва слышно прошептал он.

– Неужели? – Холод ядом ожег губы.

Яркая полоса света легла на его лицо, золотом вспыхнули волосы. Шелк горел, темно-синий, глубокий, ускользающий из пальцев.

– Наставник сказал…

– Наставник? Ты видел его?

– Да. Он приходил вчера. – Он смотрел на нее, плохо различая сквозь бьющий в лицо свет, только золотой силуэт на фоне ложа. – Вы должны меня отпустить.

Лакл шагнула к нему, свет и тень расплескались у ног ослепительными лепестками. Схватила за волосы, резко дернула назад, заглянула в глаза.

– Должна? – Спазм перехватил горло.

– Да, госпожа.

Она наклонилась к нему, вспыхнули огненным ореолом волосы, бросая на застывшее, страшное лицо горячие тени.

– Отпустить? – Холодные пальцы сжались сильнее.

– Я хочу… – Мурашки потекли по спине, перехватывая дыхание, но он все равно шептал, цепенея под ее взглядом: – Хочу стать жрецом.

Черная волна захлестнула ее, тяжелая, бесконечная, наполнила каждую клеточку стылым бешенством, тугой жадной ночью потянулась к ней сквозь тревожные струны света.

– Пойдем. – Она шагнула прочь, рвались у ног ослепительные струны, растворялась в крови черная волна.

– Я должен…

– Заткнись! – Ложе стылое, наполненное сумраком, обожгло ладонь. – Иди сюда.

Фигурка в перекрестии света дернулась, заметалась радужная волна по алому гербу, часто-часто, в такт дыханию.

– Я не привыкла ждать! Иди!

Он вскочил с колен, глаза огромные, неподвижные, как у загнанного зверя.

– Ну же. Чего ты ждешь? Иди сюда!

– Нет.

Голос едва слышный, как выдох, упал шуршащим листком, и смысл не сразу дошел до нее. Что он сказал? Ночь холодной волной гнева взорвалась внутри. Он посмел отказать?

– Я не привыкла требовать то, что любой мужчина обязан мне дать! – Она сорвалась с ложа, не чувствуя боли от вонзившихся в ладони ногтей. – Ты, которому я оказала великую честь, назвав своим избранником, посмел пренебречь мною? Да что ты о себе возомнил?

Кошачьим стремительным движением замахнулась, но он невольно поймал ее руку, крепко стиснул запястье, не ощущая своей силы. Пальцы его дрожали.

– Людей бить нельзя, – прошептал он едва слышно.

Она ошеломленно ахнула. Он прикоснулся к ней! Мужчина посмел прикоснуться к ней! Святая Оанда, да как он посмел? Рассвирепевшей кошкой рванулась к нему, целясь в лицо алым вихрем отполированных когтей. Он чуть оттолкнул ее, почти увернувшись, отмеченный лишь одной кровавой царапиной. Лакл запнулась о халат и, растерянно взвизгнув, рухнула на пол, увлекая за собой хрупкий столик. Оглушительно взорвались осколками тонконогие вазы, мягко сыпля фруктами, разметалось багряными пятнами вино из серебряного кубка.

Старшая ворвалась в комнату, настороженная, дикая, скачущим взглядом охватив всю комнату. Бросилась к Лакл, помогла встать.

– Светлейшая, что случилось?

Молчала, ее пальцы на талии, чуткие, заботливые, не отпускали. Рукоять меча больно врезалась под ребра при каждом вдохе, но шевелиться не хотелось.

– Он толкнул меня.

– Паршивый звереныш!

– Викл! – остановила, удержала. Зачем? Удивилась себе. Что ей этот мальчишка? Одним больше, одним меньше. Этот шелк…

– Как скажешь. – Стиснула рукояти мечей, отступила. – Как скажешь, светлейшая.

– Простите, госпожа, это вышло случайно, – он ломал пальцы, мечась взглядом по ее лицу, – я не хотел. Простите меня.

Лакл скривилась.

– Ты посмел прикоснуться ко мне.

– Это случайно, простите.

– Заткнись. – Викл не сдержалась, ударила, сбила с ног. – Придержи язык за зубами, звереныш.

Меч потек из ножен, лунный, тусклый клинок. Нет, шевельнула бровью, нет, Викл, не сейчас. А что изменится? Что? Мальчик у ног скрючился от боли, кусает губы, чтобы не застонать. Он будет моим или умрет.