Ромен Гари - Спасите наши души

— А Китай, господин президент? Ведь, в конечном счете, Албания всего лишь филиал Китая в Европе!

— Я регулярно информировал вас о всех моих попытках наладить отношения с Китаем, сенатор. Но они поют одну и ту же песню: Албания является суверенным и независимым государством, и так далее, и так далее… Невмешательство во внутренние дела других стран и все такое прочее. Кстати, Пекин остается в выигрыше при любом повороте дела: эксперимент может оказаться «удачным» — тогда в их распоряжении окажется «абсолютное» оружие, или же либо русские, либо мы попытаемся помешать этому эксперименту — тогда нас заклеймят «империалистическими агрессорами» и мы будем дискредитированы в глазах всего мира… Кроме того, я полагаю, что албанцы не осознают всех последствий своих действий. Впрочем, как и мы. Мы не знаем. И именно поэтому я прошу генерала Франкера еще раз изложить точку зрения военных…

— Вы ее уже изложили, господин президент. Мы не знаем. И мы хотели бы, чтобы вы рассуждали следующим образом: «То, что нам известно, выглядит слишком опасным, чтобы мы могли позволить себе рисковать неизвестностью».

Возникла пауза, затем раздался голос сенатора Эклунда из Орегона:

— Так рассуждают компьютеры, генерал!

— Так-то оно так, сенатор. Только у компьютеров есть одно неприятное свойство: они редко ошибаются.

Рассел Элкотт встал. Звукоинженер подошел к автомату и налил себе кофе.

— Вечером пойду на порнофильм, — сказал он. — Для разнообразия хочется чего-нибудь чистого.

В два часа ночи их снова вызвали в Оперативный зал. Президент сидел перед «боровом» в пижаме и домашних туфлях, со стаканом молока в руке.

— Мне очень жаль, что пришлось разбудить вас, — сказал он. — Чертова работа, правда?

Они ждали, что он скажет дальше.

— Что касается этой албанской штуковины… — Он отхлебнул из стакана. — Я хочу, чтобы она в пятинедельный срок была стерта с лица земли.

— Есть, сэр, — сказал Франкер. Он был мертвенно-бледен.

— Я еще раз говорил с Пекином. Они ничего не хотят знать. Так что… Как вы там говорили, генерал? « То, что нам известно, выглядит слишком опасным, чтобы мы могли позволить себе рисковать неизвестностью».

— Да, сэр.

— Пять недель. Мы приняли предложение русских. Рейд диверсионной группы — как они и предлагали. Саботаж… Если сможем провернуть это «незаметно»… ну, «незаметно» здесь понятие относительное… тем лучше. Если нет, то… разрушим весь сектор, сметем его с лица земли. Уничтожим. Ядерная ракета отклонилась от курса. Все что угодно.

— Да, сэр.

— И вот еще что…

Они замерли в ожидании.

— Нам придется принять кое-какие меры в отношении науки, — сказал президент. — Нам ее уже не сдержать: скорее это она уже нас держит. Нам необходимо новое поколение компьютеров, что-то вроде духовного компьютера, с которым ваш президент мог бы консультироваться перед сном. Такой компьютер, который позволил бы с одного взгляда оценить, что в данный момент происходит с родом человеческим — идет ли он бок о бок с Иудой или с Христом.

Его мрачные усталые глаза сверкнули, и на губах обозначилась улыбка.

— Не исключено, что в нашем случае речь идет о втором шансе, дарованном Иуде: шансе спасти Христа. Хм, извините. Похоже, у этой штуки странный побочный эффект. Спокойной ночи. И не забудьте: у вас пять недель.

Орлиная долина — такое название дали этой местности турки тысячу лет назад. Но с началом строительства реакторов-размножителей, коллекторов и прочих агрегатов, предназначенных для создания полностью управляемой системы «полного цикла», которая положит конец разбазариванию духовной энергии албанских трудящихся, долину переименовали в Народную.

Матье сидел на узкой деревянной галерее, опоясывавшей дом. Он смотрел на здание энергетического комплекса и на еще голую землю между заводами и зданиями технических служб.

Вид с галереи открывался великолепный. По обе стороны от творения рук человеческих высились заросшие лесом горы. В этих лесах уже давно не было птиц. Орлы, которым долина была обязана своим древним названием, покинули ее — укрылись ближе к вершинам.

Одним взглядом Матье мог объять все, что сам создал. Тот факт, что одна из самых маленьких, а с технической точки зрения и самых отсталых стран мира, отличавшаяся, однако, безупречной идеологической дисциплиной, сумела за три года поднять свой технологический уровень до уровня своих достижений в области идеологии, — был ярким доказательством того, что воля вождей, если она стоит на службе народных масс, способна на многое.

Матье оставалось решить еще несколько задач — второстепенных, но при этом безотлагательных.

Так, за исключением людских ресурсов, материалы, предоставленные в его распоряжение, были весьма посредственными. Зато энергетическая отдача албанского народа была отличного качества: его дух обладал исключительной мощью и чистотой, и улавливание осуществлялось с максимальной эффективностью. Сказывались тридцать пять лет интенсивной идеологической подготовки.

Матье нуждался в материалах. Сталинит — так называли здесь сплав, который использовали для изоляции, — был недостаточно эластичным, «грязным», из-за чего внутреннее давление давало побочные эффекты выше нормы. Дух просачивался наружу, проползал самым низким, можно сказать, раболепным образом, начисто лишенный восходящей силы. Его воздействие было здесь особенно вредным, и процент психических заболеваний и нервных срывов — особенно высоким. Партийный комитет по культуре регулярно жаловался полиции, что «в жилых домах звучит буржуазная музыка декадентских западноевропейских композиторов Баха и Генделя. Нужно усилить наблюдение, поскольку нет никаких сомнений в том, что некоторые трудящиеся слушают радиостанции империалистических стран». Никто, разумеется, не проигрывал никаких записей, да и радиоприемники тут были ни при чем — музыка сама сбегала с энергетических станций. Партийные работники не давали Матье покоя, но он ничего не мог поделать — никто ничего не мог с этим поделать: это было в самой природе процесса. Потребуется еще много времени и сил, чтобы устранить этот дефект. Какие-то пожилые крестьяне из православной общины сообщили, что видели, как по долине «шествовали иконы», и даже назвали полиции имена двух святых — святой Кирилл и святой Филарет — которых они сперва приняли за переодетых американских шпионов. А в некоторые часы небо над энергетическими станциями озарялось разноцветными огнями. Все в долине начинало испускать лучи, сверкая мягким и вместе с тем тревожным светом; небесная синева становилась пронзительной и почти нестерпимой для невооруженного глаза. Матье объяснял сотрудникам комитета, что это оптические иллюзии и эффект от них, каким бы неприятным он ни был, не имеет серьезных последствий для человеческого организма: по мере привыкания он будет убывать, а пока что наука не в состоянии с ним справиться. Лучшим средством борьбы с интоксикацией оставалась усиленная идеологическая подготовка в школах, университетах и партийных ячейках.