Ромен Гари - Спасите наши души

— Знаю, — оборвал его президент. — Дегуманизация, так? Ну и ну!

Он повернулся к русским:

— Так вот, господин Ушаков, не понимаю, что вас беспокоит. Вы лучше любого другого знаете, что дегуманизация никогда не мешала стране процветать. Права человека… В общем, извините меня. Признаюсь, я не горю желанием бежать прямо сейчас туда, где мне угрожала бы дегуманизация. Наши предшественники уже пришли в Хельсинки к согласию по этому поводу. Мы решили не допустить испытаний албанской ядерной бомбы, потому что их заверения относительно «направленности» взрыва не показались нам убедительными — совсем не показались. После того, как они сделали «стрелу» направленной, мы уже ни в чем не можем быть уверены. Учитывая то, что нам известно в этой области, мы не можем позволить себе пойти на риск. Мы всегда знали, что дезинтеграция элемента передового топлива вызовет к жизни чудовищную разрушительную силу. Албанцы утверждают, что могут ею управлять и даже направлять ее… как мы — лазерный луч. А теперь вы мне говорите, что последствия албанского эксперимента установлены научным путем и что остается вероятность психологической, духовной… в общем, моральной аннигиляции албанцев в районе взрыва, как это уже случилось в Китае. Признаюсь, меня не особо волнует то, что… тот или иной коммунистический… или иной режим… делает со своим народом. Я придерживаюсь Хельсинкского соглашения, которое, насколько мне известно, до сих пор остается в силе: никакого вмешательства во внутренние дела других государств. Если режим Имира Джумы хочет пойти на риск привести население вокруг «борова» в «дегуманизированное» состояние, нас это не касается. Это ставит проблему прав человека, но она снимается принципом невмешательства… как вам известно. Мы не станем влезать ни в албанский ГУЛАГ… ни в какой другой. Так что я предлагаю — надеюсь, еще не поздно, — немедленно прекратить нашу диверсионную операцию — поскольку теперь мы знаем, что «дегуманизирующий» эффект затрагивает только местное население…

Скарбинский коснулся его руки:

— Не только местное, господин президент. Это реакция… неограниченного охвата, во все стороны света… Согласно последним данным, полученным русскими из Албании… похоже, существует что-то вроде всеобщей, неразрывной связи… Я хочу сказать, что нельзя дезинтегрировать дух, не вызвав при этом дезинтеграцию духа повсюду, где он обитает…

Президент стиснул зубы.

— Все это идеология, сынок, — сказал он.

— Нет, господин президент, это наука. Похоже, что существует своего рода связь, и…

— Брось это «похоже», сынок.

— Китайские специалисты или, что вероятнее, сам Матье, допустили ошибку в расчетах. Невозможно дезинтегрировать ни одного нуклона передового топлива так, чтобы не вызвать при этом дегуманизацию всех его носителей…

— Носителей? — повторил президент. — Удивительно все же, что потребовалось две тысячи лет, чтобы прийти к такому выводу… Вы, ученые, похоже, читаете не те книжки…

Русские выражали нетерпение.

— Господин президент…

— Еще одну минуту, господин Ушаков.

Он сжал кулаки и засунул их в карманы пижамы.

— Не верю я в эту вашу штуку.

— Согласно оценкам, произведенным нашим компьютером, это достоверная информация.

Президент нахмурил лоб. Широко расставив ноги, засунув руки в карманы, он стоял перед экранами с выражением гневного вызова.

— Вашим компьютером? — произнес он. — Скарбинский, а как обстоят дела с нашим компьютером? Уж он-то, по крайней мере, христианский!

Скарбинский ошеломленно смотрел на него.

— Повторяю, — зарычал президент, — как обстоят дела с нашим компьютером? Мы вроде как должны были работать над ним не покладая рук.

— Он еще не готов, сэр, — проговорил Скарбинский.

— Будет интересно узнать, что он скажет, когда будет готов, — орал президент, — а главное, кому он это скажет. Если я правильно понял, мы уже будем неспособны его понять. Профессор, я хочу ясного ответа. Мы будем доведены до того состояния, когда начнем жрать собственное дерьмо, так?

— Не думаю, сэр. Не совсем…

— Да или нет? — взвизгнул президент.

Скарбинский стоял, опершись о стол.

— Не совсем, господин президент. Думаю, будет поражена только эмоциональная сфера. А чисто интеллектуальная, возможно, останется невредимой.

— А это означает, что наука, техника и идеология смогут наконец-то двигаться вперед, не будучи при этом стеснены моралью… Так?

— Своего рода… полная деморализация, — пролепетал Скарбинский.

— Своего рода ? Какого именно рода?

— В Мерчентауне…

— Господин президент…

— Минуточку, господин Ушаков. С «боровом» ничего не станется, если он немного подождет, я вам это обещаю. Заметьте, он, возможно, уже давно начал работать, а никто из нас этого и не заметил…

Он положил руку на плечо Скарбинскому:

— Я хочу знать размер прогнозируемого ущерба, сынок.

— Степень дегуманизации, сэр, плохо поддается оценке. Это зависит от критериев…

— От критериев? — повторил президент.

— К примеру, очевидно, что наши критерии в данном вопросе совсем не совпадают с теми, что приняты в СССР… Мы имеем только два прецедента: авария в Мерчантауне, у нас, и авария на коллекторе неограниченного втягивания у китайцев, девять лет назад… Летальных исходов не было, но…

— Ты вселяешь в меня надежду, сынок, — сказал президент. — Если мне не изменяет память, их обнаружили на четвереньках, жрущими дерьмо…

Чувство бессилия внезапно переросло в возмущение, и его охватила такая ярость, что он затопал ногами.

— Я хочу знать, почему наш компьютер не готов! — рычал он. — Понимаете ли вы, кучка бездарей, что я теперь вынужден верить всему, что болтает этот чертов коммунистический компьютер?

Он даже не удосужился отключить внешнюю связь. У переводчика пропал голос: наступила тишина, пока он подыскивал смягченный вариант перевода.

— Вы умудрились поставить президента Соединенных Штатов в такое положение, когда он вынужден слепо довериться какому-то дрянному коммунистическому компьютеру — извините меня, господин Ушаков, ничего личного, — и это тогда, когда речь идет — если я заблуждаюсь, поправьте меня, — о самом существовании нашей христианской души… гм… и еврейской тоже. И это обошлось американскому налогоплательщику в миллиарды долларов! Прекрасный результат! Я создам следственную комиссию!

— Господин президент, — произнес Ушаков дрожащим голосом, — речь сейчас идет о чисто научном, техническом вопросе, а вовсе не об идеологии. У компьютеров нет идеологической направленности.

Президент пристально посмотрел на него.

— Господин Ушаков, верит ли ваш компьютер в Бога? Я хочу сказать, вложили в него эту информацию?