Джефф Лонг - Год зеро

Перед ним лежал мир. Просто не верилось. Туман таял. Уже можно было разглядеть здания, как бы парящие в отдалении. Крохотные силуэты (люди, собаки, коровы?) двигались в туманной дали. И ни одного охранника.

Он затаил дыхание. Ловушка? Сон? Все это напоминало одну из его сказок о городе, который вдруг обратился в пыль прямо на глазах одинокого странника.

Зажмурившись, Натан Ли поставил босую ногу за пределы стен. Никто не выстрелил, не поднял тревогу. Не сбежалась толпа, и не грянул с неба гром. Он наконец выдохнул. Какие только хитроумные способы бегства он не вынашивал долгими месяцами! А сейчас все, что от него требовалось, — вот так просто взять и уйти? Мгновение какой-то нереальности. Он шагнул вперед.

Несколько первых минут Натан Ли не решался оглядываться назад, опасаясь, что малейшая неосторожность может вернуть его обратно в тюрьму. С каждым шагом все сильнее душило желание перейти на бег — нестись по улицам, крича и раскинув руки в стороны. На всякий случай он прижал их покрепче к бокам. Джхола с книгой молотила по тазовой кости. Больше у него не было в этом мире ничего, кроме лохмотьев.

Слева из тумана вырос человеческий силуэт, заставив его вздрогнуть, — статуя богини: ее алтарь встроен в красную кирпичную стену, киноварь и топленое масло размазаны по лицу и плечам. Пока он стоял, глядя на каменного идола, подошли женщина с дочерью.

Натан Ли сильнее прижал локти к бокам. Попался. Наверняка сейчас закричат. Но женщина даже не удостоила его взглядом, настолько она была охвачена религиозным пылом, разбрасывая рис и бормоча молитву. Маленькая девочка таращилась на незнакомца огромными черными глазами. Натан Ли опустил голову и пошел прочь.

Прежние его побеги были не чем иным, как безрассудными, нелепыми эскападами. На этот раз, поклялся он себе, все будет по-другому. Из города надо давать деру, но сегодня лучшей уловкой будет затеряться в туристическом квартале. Увы, даже там он будет выделяться. В тюрьме Натан Ли взвесил себя на снабженных крюком весах для мешков с рисом: он легче Мисс Америки.

В легендарные времена хиппи, странствующие по миру бродяги, выглядели точь-в-точь как он сейчас: тощие, как скелеты, в лохмотьях, грязные, длинноволосые. Но теперь все иначе. Нынешние туристы — спортивные, в одежде от «Зе норс фэйс» и кроссовках «Найк», в изготовленных дизайнером солнцезащитных очках и с видеокамерами за тысячу долларов. Его же могут ошибочно принять за садху [27] Садхи — монахи, отрекшиеся от мира и отказавшиеся от материальных наслаждений. Живут в пещерах, лесах или храмах по всей Индии. (Прим. перев.) и дать немного денег. Это для начала. Возможно, удастся выпросить какую-нибудь одежду. В первую очередь — обувь и носки. А также еду и рюкзак. Мысли путались. Может, его прихватят с собой какие-нибудь альпинисты. Не исключено, что даже удастся заполучить паспорт. Однако об американском посольстве речь пока не идет: именно там в ближайшее время его станет искать полиция.

Туман истек розовым, затем вспыхнул белым. Натан Ли чувствовал себя как вампир, отчаявшийся выбраться из лабиринта проулков. Крепко сжимая джхолу, он вышел на главную улицу, Канти-Пат, где тоже было на удивление тихо. В этот час тут всегда ревел поток транспорта, сигналя клаксонами и тренькая велосипедными звонками. Теперь же лишь двое крестьян пытались протолкнуть повозку, доверху груженную травой, меж плотных рядов такси, авторикш и автобусов — все они были брошены. Некоторые застыли посреди улицы, другие въехали на тротуар и замерли там. Судя по спущенным шинам и отсутствующим сиденьям, транспорт стоял так уже не одну неделю, а может, и месяц.

Потрясенный, он обратился к двум крестьянам.

— А почему машины брошены? — спросил он на непальском.

— Бхоте, — сказал один другому, кивнув в сторону Натана Ли.

Из-за сильного акцента и дурацкого вопроса они приняли его за неотесанного мужлана, спустившегося с гор.

— А ты что, думаешь, машины ездят на воде? — спросил второй Натана Ли.

«Топливо — вот он о чем. Нет горючего».

Натан Ли обратил внимание на странную траву, пробившуюся всюду сквозь трещины в асфальте. Он огляделся и увидел почтовое отделение в плачевном состоянии: распахнутые створки дверей, ползущие вверх по бетону стебли растений. Безжизненно свисающие оболочки выпотрошенных телефонных кабелей. Из разбитых окон тянет древесным дымком — здесь теперь обосновались бродяги. Ни почты, ни топлива, ни полиции, ни электричества, ни телефонной связи. Инфраструктура исчезла.

— А что случилось? — спросил Натан Ли.

— Махакала, — ответил крестьянин.

Так называют угрожающего вида божество. Черное и свирепое, разящее огнем демонов невежества.

— Конец света скоро, — сказал другой крестьянин.

— А что, была война? — спросил Натан Ли.

— Нет, я же тебе сказал: конец света. — Он пожал плечами. — Ке гарне? Что тут поделаешь?

Они принялись толкать свою повозку дальше. Утренний туман почти рассеялся. Солнце заиграло на Сваямбунатхе — храме, венчавшем вершину холма на западе. Стали появляться из жилищ люди. Свеженарисованные тики на лбу были яркими и аккуратными, как «яблочко» мишени. У мужчин в волосах — обрядовые крошечные цветочные лепестки. Лавочники поднимали жалюзи, крестьяне выкладывали на лотки ровные ряды овощей зимнего урожая. Ярко-оранжевые козлиные головы, натертые куркумой, чтобы отгонять мух, рекламировали мясную лавку, словно запаха сырого мяса было недостаточно. Китайские велосипеды, бессмертные драндулеты, сновали с лязгом взад-вперед, брякая звонками.

И никому до него не было дела! Без гроша, без сил и в полном недоумении Натан Ли чувствовал, что напряжение понемногу отпускает его. А что — может, это все-таки сон и он по-прежнему дремлет на своем соломенном матрасе.

Катманду всю свою историю был водоворотом столетий: Средневековье и современность тесно сплелись здесь друг с другом. Электрические провода, питающие старинные тринадцатиярусные храмы. Древние каменные боги, торчащие из наслоений асфальта. Но то, что он наблюдал нынешним утром, было преимущественно средневековым. Магазины с видео и факсами, индийские бутики, лавки, торгующие коврами и танками [28] Танка, тхангка, кутханг ( тиб. — свиток) — в тибетском изобразительном искусстве изображение, преимущественно религиозного характера, выполненное клеевыми красками или отпечатанное на шелке или хлопчатобумажной ткани, предварительно загрунтованной смесью из мела и животного клея. (Прим. перев.) , были закрыты, а вывески сорваны. Воздух густо пропах специями, дымом, лошадиным навозом, мясом, древесной стружкой, ладаном… чем угодно, кроме скверного городского смога. Не ревели архаичные клаксоны такси. Время перешло на шаг. Мир допустил какой-то просчет.