Джефф Лонг - Год зеро

«Доченька».

Ее лицо словно высветилось в памяти Натана Ли. На мгновение он представил Грейс частью дикой фантазии французов. И тут же отбросил эту мысль, что оказалось очень просто. В своем сознании он не мог допустить такое. Грейс поддерживала и защищала его, пока он шел через ад. И он убережет ее.

По щеке Моники скользнула слезинка. Мужчина накрыл ее ладонь своей.

— Наши любимые избавились от страданий, — сказал он. — Они очистились и вошли в поток.

Натан Ли слушал эту чушь, и внутри него словно что-то переключилось. Он почувствовал гнев. Да, они накормили его, но он вовсе не обязан принимать все сказанное ими на веру. Их обманули, а вся эта история — попытка реализовать себя. Они отправились в паломничество, чтобы убить свое «я» и переродиться, и в их глазах вместе с ними сейчас изменяется весь мир.

— Значит, сюда идет чума? — подвел итог Натан Ли.

— С юга. Никто не ведает, когда она нагрянет. Через несколько недель. Или месяцев.

— Но почему люди ведут себя так, будто ничего не происходит? Им не рассказали?

— Они всё знают. Это было предсказано. Им просто некуда деваться.

С улицы несся звон храмовых колоколов. Прогрохотала тележка. Натан Ли с жадностью доел рис. От сытости и кофеина в голове прояснилось. И родился план.

— А вы как? — спросил он.

Моника уже взяла себя в руки.

— Великий Будда учит нас иметь ясный, чистый ум. Наше место здесь, — сказала она. — Этот век закончился. Народится более совершенная раса. Боги и богини вновь поселятся на горных вершинах. Колесо жизни делает оборот.

Натан Ли поблагодарил их за еду. И пожелал всего хорошего.

— Намасте, — ответила ему Моника. — Склоняюсь перед божественным в тебе.

Выйдя из ресторана, Натан Ли оседлал велосипед француза и уехал. Радостный стон слетел с его губ. Он свободен и едет к дочке.

Лос-Аламос.

Ноябрь, неделю спустя

Элис нашла Миранду в одиночестве среди костей: девушка напевала. Мир разваливается на части. Границы закрыты. Чума надвигается. А она поет себе. Элис Голдинг задержалась на пороге и прислушалась: что-то похожее на балладу, то ли старинная, то ли из новых. Миранда исполняет серенаду собранию черепов, бедренных костей и ребер.

У Голдинг больно сжалось сердце. С одной стороны, девушке явно не место здесь, среди атрибутов смерти, но поет она так радостно. И столь многое зависит именно от ее присутствия тут. Миранда наконец решила отрастить волосы. Светло-рыжие пряди были с трудом различимы на фоне красновато-коричневых костей.

— Тук-тук, — сказала Голдинг.

Миранда подняла голову.

— Элис?

Улыбка осветила ее лицо — искренняя, без тени притворства или какой-либо задней мысли.

Голдинг не удалось припомнить, когда в последний раз ей были так рады. Они обнялись, и Миранда чуть дольше, на одну лишнюю секунду, прильнула к Элис.

— Помешала?

— Я как раз пытаюсь собрать этих ребят по кусочкам. Проходите. Можете помочь, если есть желание.

Голдинг прогулялась вдоль столов — на каждой косточке имелась бирка со штрих-кодом. Одни лежали небольшими кучками на пластиковых или алюминиевых подносах. Другие были частично соединены: ребра с позвоночником, нижние челюсти с черепами. Там рука почти в комплекте, здесь только ноготь пальца руки. Несколько скелетов почти в полном сборе от головы до пят вытянулись в длинную шеренгу. На стенах висели ножовки и даже мясницкий нож.

— Я тебя замучилась искать, — сказала Голдинг. — Пока шеф охраны вашего корпуса не подсказал.

— Капитан Иноут?

— Пожилой такой дядечка. Индеец. Сказал, никому за тобой не поспеть.

— Капитан переживает за меня, — рассмеялась Миранда. — Прямо как вы. Зачем пожаловали?

— С тобой увидеться.

Миранда любезно приняла лесть, а затем пояснила:

— Я имею в виду Лос-Аламос, вы ведь уже были здесь неделю назад.

— Я приехала повидаться с тобой, — сказала Голдинг с серьезным видом.

Миранда опустила глаза, и, видя ее радость, Голдинг почувствовала себя счастливой и любимой; в то же время ей было грустно. Эта красивая молодая женщина так много значила для стольких людей. Их притягивали не только таланты Миранды. Они верили в нее. А та ничего не замечала — в этом была она вся. У такой непременно должны быть любовники, однако Голдинг была твердо уверена: еще не было ни одного. У Миранды наверняка есть подружки, партнеры по утренним пробежкам и книжным клубам. Она должна участвовать в групповых вылазках на фестивали в Санта-Фе, разбивать сердца юношам и вести сокровенные беседы за обедом. Должно быть все это. Но она одинока. Не считая отца, единственный, кто заменял Миранде семью, — хрупкая пожилая леди, появляющаяся в ее жизни раз в год по обещанию.

— Все хорошо? — спросила Миранда.

Все было нехорошо. Мало-помалу они дойдут в разговоре и до этого.

— Бога ради, чем ты тут занимаешься? — спросила Голдинг. — Капитан сказал, в последнее время ты отсюда не вылезаешь.

— Есть идея, — призналась Миранда.

— С удовольствием выслушаю.

— Отлично. Только подождите минуточку, ладно? — Она убрала прядь волос за ухо. — Я как раз заканчиваю.

— Не торопись. Я ничего тут трогать не буду.

— Ой, да кости безопасны, — сказал Миранда.

Голдинг походила немного между столами. Приглядевшись к костям, она стала замечать повреждения. Травма не была ее специализацией, но хорошо различимые отметины и переломы говорили сами за себя. Некоторые из этих людей прожили жизни, полные жестокости и насилия. На тех местах, где срослись переломы и трещины, образовалась костная мозоль. Ранения же, не подвергавшиеся лечению, сразу бросались в глаза. Элис обвела взглядом просторное помещение. Смерть этих людей на Голгофе была ужасной.

Она была осведомлена об этих костях. Да все о них знали. Визитеры предполагали, что повреждения были нанесены в ходе великого сражения. Но, прохаживаясь вдоль столов, Голдинг отмечала, что немногие из ранений ассоциируются у нее с древней битвой. Черепа не проломлены. По состоянию шейных позвонков нельзя было говорить о перерезании глоток или отсечении голов. Ключицы не перерублены мечами или топорами. Она читала, что у воинов старых времен, как правило, находили больше повреждений на левой половине тела, а раны обеих рук встречались довольно редко.

Незалеченные переломы собранных здесь костей имелись почти исключительно на нижних конечностях: пробитые гвоздями пяточные кости, изрубленные и переломанные длинные кости ног. Странное повреждение, о котором ученые и помыслить не могли до этого открытия, — рассечение передней части коленной чашечки. Разрежьте надколенное сухожилие — и получите тот же результат: разрушение бедренной кости, но с гораздо меньшим усилием. Какой ужас, подумала Голдинг. Смерть на крестах в Риме и Иудее наступала от асфиксии. Страдания этих несчастных длились долго: часами они силились хоть чуть-чуть подтянуться и вздохнуть. Наверняка многие пытались повиснуть и оборвать мучения смертью. Но тела все равно брали верх над рассудком. Жизнь упорно не хотела сдаваться.