Джефф Лонг - Год зеро

Миранда задвинула ящик и подошла к Элис.

— Здесь приблизительно девять тысяч фрагментов костей. Я все еще пытаюсь разобраться, кто есть кто.

— Ты собираешь их одна?

Миранда наклонилась и подровняла несколько фаланг пальца кисти.

— Люди иногда заглядывают. Для них это вроде большого общего пазла. Каждый посильно принимает участие — вставляет свой кусочек. Потом приходит еще кто-то и вносит свою толику.

Они приблизились к металлическим стеллажам. Это был миниатюрный музей орудий казни: ржавый боек молота, гнутые гвозди, деревянные дощечки, на которые опирались конечности подвешенного на столбе, дабы предотвратить от разрыва мышцы ног и рук.

— Меня каждый раз в дрожь бросает, — сказала Миранда, достав маленький терракотовый сосуд из коллекции тридцати — сорока таких же. — Пузырек для слез. Женщины казненных оставляли их возле крестов. — Она вернула его на полку. — Пыталась делать соскобы: взять образец.

— Образец?

— Ну, для генетической пробы. Женской. Единственное, что накопала, — соль. — Затем пробормотала смущенно: — И горе…

— А что ищешь?

— То же, что и все. Пациента Зеро.

Голдинг не надо было переспрашивать, что это за Пациент Зеро. На менее значительные инфекции никто уже даже внимания не обращал. Пессимисты предсказывали, что эпидемия, пришедшая с Корфу, может оказаться значительнее той, что была вызвана бактерией Yersinia pestis. Они явно недооценивали опасность. С тридцатью пятью процентами летальных исходов, согласно статистике, Черная Смерть была не страшнее насморка в сравнении с тем, что нес миру этот неизвестный вирус.

— С каких пор ты присоединилась к «эпидемикам»?

— Это они в определенном смысле присоединились ко мне, — ответила Миранда. — Из других отделов просили кое в чем помочь.

— Не вижу связи. — Лаборатория «Альфа» специализировалась на изучении генома и клонировании, а не на охоте за микробами. — Полагаешь, вирус может все еще жить в костях?

— Уже нет. Мы точно знаем, что в этих костях он отсутствует. Отдел молекулярной патологии набросился на них, как полчища термитов, прогрызая дыры всюду, вдребезги кроша образцы. Они закончили свои исследования месяц назад и свалили все на хранение сюда.

Вот что означали слова Миранды «кости безопасны».

— Они все еще пытаются прибрать к рукам другой генетический материал того же периода, — сказала Миранда. — Но он будет не из Иерусалима. Из-за того, что случилось с этими молодыми людьми из ВМС.

«Молодыми людьми». Она говорила как столетняя бабка. Несколько моряков, скорее всего, были ее ровесниками. Остальные вояки-ветераны и ученые, мужчины и женщины, — в два и более раза старше ее. Эта операция стоила жизни нескольким близким друзьям Голдинг.

Три месяца назад командование ВМС отправило группу авианосцев в Средиземное море. На кораблях находился необычный альянс специалистов из Центра контроля заболеваний, Национального института здоровья и Института медицинских исследований инфекционных заболеваний армии США. Миссию транслировали по телевидению, в стиле Войны в заливе. Предполагалось, что она продемонстрирует славную и скорую победу американского ноу-хау над вирусом, пришедшим с Корфу, этим «концом всему», как окрестили его некоторые таблоиды.

Люди всего мира следили за тем, как разворачивалась операция. Репортажи, в которых ощущался едва уловимый драматизм, были наполнены бесконечными подробностями противоэпидемического обеспечения, лечебного процесса и мер профилактики при уходе за больными. На палубах экипаж нес вахту в марлевых масках, бумажных бахилах и латексных перчатках. Корабли расположились в кризисной зоне, каждый с определенной боевой задачей. Они подошли к портовым городам Греции, Израиля, Ливана и Египта, будто вот-вот должна была разразиться Третья мировая война. Но колыбели цивилизации были безлюдны.

Военные корабли дежурили на рейде, а бригады вирусологов, ветеринаров, энтомологов, терапевтов и зоологов, по воздуху переброшенные на берег, приступили к методичным поискам. С экранов телевизоров города напоминали опустевшие съемочные площадки. Мир казался сюрреалистичным. В Иерусалиме стены Старого города пылали на летнем солнце, как расплавленное золото. Несчетные стаи морских птиц кружили, выискивая, чем бы поживиться. Никто теперь не вел сражений за Святые места. Не было паломников, предсказателей, торговцев, детей. Только туристы-исследователи, одетые в «лунные» костюмы биохимической защиты.

Цель их была проста: найти вирус или прион — чем бы ни предстал микроб Корфу. Должен же быть у вируса природный источник скопления, место рождения. Пока что возможность отыскать подобный естественный резервуар представлялась чистой воды научной фантастикой. Эпидемиологи тем не менее проследили путь заразы до особняка экстравагантного греческого миллионера на Корфу. По освященной веками традиции заболевание получило имя места своей вспышки. Теперь стало известно, что грек коллекционировал и вскрывал христианские реликвии, регулярно отсылая их содержимое в различные лаборатории на анализы. Благодаря принятым учеными мерам предосторожности и оперативной реакции правительства первые проявления болезни Корфу ограничились городами, в которых находились лаборатории. Исследователи быстро сравнили записи и обнаружили источник: стеклянный пузырек времен Римской эпохи с частицами останков человека. Больного человека. Но все оказалось куда сложнее. У этого источника был свой источник.

Возможно, инфекция зародилась в этом столетии на Корфу, но остров не являлся ее природным местом обитания. Как не была ее источником и реликвия, путешествовавшая из страны в страну в течение двух тысяч лет. Никто не знал правды о реликвии, только связанные с ней легенды. Готовая поверить чему угодно общественность пришла к своим собственным заключениям. В реликвии, мол, скорее всего, хранилась некая часть исторического Иисуса. Следовательно, заболевание есть Божья кара. Доказательство нетрудно отыскать в словаре. С латыни «plaga» переводится как недуг, страдание или бедствие, ниспосланное Господом.

Был ли во всем этом Божий промысел или нет, становилось очевидным, что источником являлось не только некое место, но и время. Все части реликвии давно исчезли в историческом хаосе, но, согласно отчетам лабораторий, присланные греком образцы дерева датировались началом первого века.

Считалось, что монголо-татары, осаждавшие Кафу в 1347 году, катапультами забрасывали через городские стены трупы зараженных бубонной чумой. Нечто подобное произошло с Корфу. Эпидемию катапультировали сквозь время, из «Года зеро» в двадцать первый век. В своем исходном состоянии двадцать веков назад этот микроб, по-видимому, проявлял себя как обыкновенный вирус. Он убивал, но и оставлял выживших, которые впоследствии передавали его другим. Со временем инфекции стали вступать в «рабочие отношения» с организмами хозяев. Прежде смертельные болезни, от сифилиса до малярии, становились менее опасными. Ветряная оспа, возбудителем которой некогда были вирусы-убийцы, превратилась в не слишком опасное детское заболевание. Даже СПИД, Эбола и вымышленный «штамм Андромеда» оставляли выживших.