Коллектив авторов. Составитель С. Лукьяненко - Гуманный выстрел в голову

Лимузин был укомплектован белым кожаным салоном, вместительным баром и сексуальной мулаткой по имени Ханна.

— Кто победил, дорогой? — спросила Ханна, поднимая награду и смахивая с нее несуществующие пылинки.

— Угадай, — неприязненно ответил Клаус.

— Я была в тебе уверенна, — она дунула в кубок и плеснула туда мартини. — Мы поставим его на полку к остальным.

— Сомневаюсь, что там осталось место.

— Ты прав, — согласилась она, поразмыслив. — Места не осталось. Хорошо, тогда мы отнесем старые кубки в подвал, и полка опять будет свободна. Здорово я придумала?

— Дура.

— Ладно, — не обиделась Ханна, — можно повесить новую полку рядом со старой. Получится красиво. Идет?

— Заткнись, пожалуйста.

Ханна улыбнулась и замолчала.

Клаус попытался вспомнить, сколько наград он взял за последние пять лет. Выходило больше сорока. Во всех заездах он неизменно приходил первым, и сначала это нравилось. Никогда в своем реальном теле Клаусу не удавалось добиться таких великолепных результатов. В лучшем случае протискивался в первую шестерку. Теперь же наоборот, проиграть — становилось проблемой.

Неладное он заметил после третьей победы. Вроде бы все было достоверно: соперники если проигрывали, то секунды, если сходили с дистанции, то по уважительным причинам, и уж если пропускали вперед, то лишь для того, чтобы тут же вцепиться в хвост и не отставать ни на сантиметр. Но проигрывали они всегда.

Тогда Клаус решил «слить» ралли. На последнем круге он намеренно пропустил вперед соперника и пришел вторым. Однако удовлетворения это не принесло, и Клаус долго не мог понять, почему. Много позже, свыкшись с новой ролью, и проведя ряд экспериментов, он осознал, в какую ловушку попал.

Все, абсолютно все в этом мире зависело от него! Но, вместе с тем — и Клаус осознал это совершенно ясно — от него не зависело ровным счетом ничего.

Он повернулся к Ханне.

— Откуда у тебя такое имя? Впервые встречаю мулатку, которую зовут Ханна.

— Ты сам дал мне это имя, разве не помнишь? Он не помнил.

— А как тебя раньше звали?

— Хильда.

— Еще лучше. Мулатку не могут звать Хильдой!

— Как скажешь дорогой, это ты меня так назвал. Здесь все так, как хочешь ты.

Клаус хлопнул по водительской перегородке, и машина резко затормозила. Он открыл дверцу салона и, схватив Ханну-Хильду за волосы, вышвырнул ее на мостовую.

— Убирайся ко всем чертям! — заорал он. — Я не желаю тебя видеть! Не смей попадаться мне на глаза!

Она поднялась, потирая ушибленную коленку, нос был в крови, а через весь лоб тянулась грязная ссадина. Девушка посмотрела вслед удаляющемуся автомобилю и, улыбнувшись, помахала ему рукой. Потом она, не торопясь, привела себя в порядок: одернула коротенькую юбку, промокнула платочком носик и, дернув плечами, исчезла. Навсегда.

Сначала все было хорошо. Главное, он снова мог сесть за руль. Ноги слушались, как прежде, и очень легко было забыть, что все окружающее — не более чем иллюзия, созданная программистами Корпорации. В рамках этой иллюзии он был Богом. Все девушки мира любили Клауса, все рестораны мира подавали любимые блюда Клауса, погода всегда была Клаусу по душе, в любом доме Клауса встречали, как родного, и каждое сказанное Клаусом слово воспринималось с восторгом. Что уж говорить про ралли.

Но очень скоро Клаус заскучал по честным поражениям. Он даже представить не мог раньше, что это такое — мечтать не о победе, а о проигрыше. Всякий раз, садясь в кабину болида, он знал, что не разобьется, не слетит с трассы, не потеряет управление, и обязательно придет первым. Ничто не могло помешать победе, кроме желания самого Клауса. Лишь он обладал волей в этом иллюзорном мире.

Очень быстро Клаус забыл, что такое азарт. Обойти всех соперников, чувствуя, как в груди вскипают адреналиновые волны, выскочить к финишу первым, слыша стук собственного сердца и грохот крови в ушах, стрельнуть шампанским, все еще не веря в победу, ослепнуть от счастья, захлебнуться восторгом… Все это в прошлом. Теперь, выводя кар на гоночное полотно, Клаус испытывал лишь скуку и равнодушие.

Однажды, на предельной скорости он направил болид в бетонный бортик. От удара машина разлетелась на куски. Сила столкновения была так велика, что отдельные фрагменты отбросило метров на пятьдесят от места аварии. На теле Клауса не оказалось ни царапины. Мир Клауса Кинкеля берег своего Бога.

Случайности здесь тоже не было места. И в казино Клаус увидел это, как нигде, ясно. На какое бы поле ни ставил он фишки, он неизменно выигрывал. Десять, двадцать, тридцать раз подряд, пока не надоедало. Но стоило ему ЗАХОТЕТЬ проиграть, как в сей же миг выпадало другое число. Хитрый шарик будто подсматривал за желаниями Клауса.

Опыт с монеткой лишь подтвердил очевидное.

Время от времени в идеально чистом, без единого облачка, небе, появлялись системные сообщения. Поначалу это казалось диким, но очень быстро Клаус привык и — научился радоваться им, как единственным событиям, не зависящим от его воли. Сообщения не отличались разнообразием и, как правило, обращали внимание Клауса на очередное обновление программного обеспечения.

И уж совсем редко небо разражалось тревожным призывом: «ВНИМАНИЕ, СЕРВЕР АТАКОВАН! НЕМЕДЛЕННО СОЗДАЙТЕ РЕЗЕРВНУЮ КОПИЮ ЛИЧНОСТИ!» Поначалу Клаус кидался к терминалу, спеша скопировать свое сознание на автономный носитель, но в последнее время перестал «сохраняться», решив доверить судьбе то немногое, что у него осталось. Впрочем, атаки хакеров случались все реже и ни разу не достигли успеха.

Второй отдушиной стали сны. Сны про те времена, когда у него было тело, и окружающий мир, полный реальных опасностей и внезапных удач, не играл в поддавки. Люди вокруг любили и ненавидели искренне, дождь шел, когда ему заблагорассудится, а невезучие гонщики становились инвалидами.

С каждым годом Клаус все чаще думал о прошлом. Он вспоминал свое покалеченное тело и спрашивал себя, что было бы, если б он не подписал этот Договор? Остался бы в инвалидной коляске? Ну и что?! Ведь и без ног люди способны на многое! В больнице, еще перед приходом агента, в рамках реабилитационной программы, ему крутили ролики про инвалидов. Заснятые на пленку калеки были веселы и энергичны, даже занимались спортом, но главное — они оставались сами собой в огромном, непредсказуемом, порой враждебном, но НАСТОЯЩЕМ мире. Он же продал, обменял свою душу. И на что? На девяносто девять лет призрачного существования? На божественное всемогущество в рамках отдельно взятого винчестера?.. На ноги? Да пропади они пропадом!..

А еще врач говорил, что наука не стоит на месте, и может быть, когда-нибудь…

Теперь уже никогда.