Нил Шустерман - Беглецы

— А потом меня отдадут на разборку?

Пастор Дэн качает головой:

— Они не станут отдавать на разборку террориста, накачанного взрывачатым веществом — полностью из кровеносной системы его никак не вымоешь. Я разговаривал с твоим адвокатом. Он считает, что тебе предложат сделку, — в конце концов, ты сильно помог им, указав, где прячутся люди, влившие тебе в вены этот ужас. Они использовали тебя и получат по заслугам. Так что судья, вполне возможно, решит, что ты в этой истории жертва.

— Но я же знал, что делал, — возражает Лев.

— Тогда расскажи мне, зачем ты хотел это сделать.

Лев хочет рассказать пастору все, но подходящих слов не находится. Злость. Обида человека, которого предали. Ярость от того, что никакой вселенской справедливости нет. Но что из этого в действительности послужило причиной? Чем он оправдывал свои поступки?

— Ты несешь ответственность за свои поступки, — продолжает пастор Дэн, — но в том, что в эмоциональном отношении ты не был готов к жизни в реальном мире, виноват я и другие люди, воспитывавшие тебя лишь для одного — чтобы принести в жертву. Мы виноваты не меньше тех, кто накачал тебя этой отравой.

От стыда пастор даже отворачивается. Он старается подавить растущий в душе гнев, но Лев видит, что священник сердится не на него.

— В общем, по тому, как идут дела, — говорит он, глубоко вздохнув, — можно предположить, что тебе предстоит провести несколько лет в колонии для малолетних преступников, а потом еще несколько лет под домашним арестом.

Лев знает, что ему следует радоваться, но радость почему-то не спешит проявиться. Перспектива домашнего ареста его особенно смущает.

— И в чьем же доме меня будут держать? — спрашивает он.

Пастор явно обладает способностью читать между строк.

— Ты же понимаешь, Лев, что твои родители — люди абсолютно негибкие.

— Так в чьем же доме?

Пастор Дэн снова вздыхает:

— Когда твои родители подписали разрешение на разборку, ты, согласно закону, перешел на попечение государства. После того, что случилось в лагере, твоим родителям было официально предложено взять опекунские обязанности на себя, но они отказались. Мне жаль.

Лев не удивлен. Он в ужасе, но скорее даже доволен тем, что его предположения подтвердились. При мысли о родителях в его душе начинают копошиться те же демоны, что привели его в ряды террористов. Но вместе с тем он делает и одно открытие: оказывается, отчаяние не так бездонно, как ему казалось.

— Значит, теперь моя фамилия Сирота?

— Нет, необязательно. Твой брат Марк подал прошение о том, чтобы опеку вверили ему. Если он получит разрешение, после того как тебя выпустят, ты попадешь к нему. В этом случае ты останешься Калдером… если захочешь, конечно.

Лев одобрительно кивает, вспоминая вечеринку по случаю праздника жертвоприношения и то, что Марк единственный был против того, что с ним хотели сделать. В то время Лев еще не понимал, что так возмутило брата.

— От Марка они тоже отказались, — говорит он пастору. — По крайней мере, буду в хорошей компании.

Священник расправляет рубашку, слегка ежась от холода. Он совсем не похож сегодня на того пастора Дэна, которого знал Лев. Впервые он видит его в обычной одежде.

— Почему вы так одеты? — спрашивает Лев.

Пастор отвечает не сразу.

— Я покинул свой пост, — наконец признается он. — Оставил церковь.

Мысль о том, что пастор Дэн больше не пастор Дэн, приводит Льва в замешательство.

— Вы потеряли веру?

— Нет, — отвечает пастор. — Я, как и раньше, верю в Бога. Но не в потворствующего человеческому жертвоприношению.

Лев чувствует, что дышать становится все труднее — водоворот чувств, поднявшихся в душе, грозит затянуть его с головой. Эмоции, как пар внутри котла, медленно раскалявшиеся на протяжении всего разговора, достигли критической температуры и готовы в любую секунду взорвать стальную оболочку воли.

— Я никогда не думал, что у меня есть выбор, в какого Бога верить.

Всю жизнь Льву было дозволено верить лишь в то, что дорога, которой он идет, единственно верная. Эта вера окружала его, как кокон, связывая по рукам и ногам с той же мягкой настойчивостью, что и жаростойкая изоляция, в которую он закутан сейчас. Но после слов пастора он впервые почувствовал, что стальная клетка, в которой обреталась его душа, не так крепка, как ему всегда казалось.

— Как вы думаете, может, и я могу верить в того же Бога, что и вы?

На западе штата Техас есть обширное ранчо. Оно было построено на деньги, заработанные на добыче нефти еще в те времена, когда месторождения в этих краях процветали. Запасы черного золота со временем закончились, но сколоченный капитал не только не был растрачен, но приумножился. Ранчо представляет собой обширную огороженную территорию, превращенную в цветущий оазис посреди плоской дикой степи. Именно там с самого рождения и до шестнадцати лет жил Харлан Данфи. Жизнь его не была гладкой и безоблачной — в расположенном неподалеку городе под названием Одесса его дважды арестовывали за нарушение порядка, но отец, адмирал военно-морского флота и влиятельный человек, оба раза помог ему выйти сухим из воды. Когда он в третий раз попал в неприятную историю, родители нашли другое решение проблемы.

Сегодня у Харлана Данфи праздник, если это можно так назвать. Ему исполнилось двадцать шесть.

На празднике несколько сотен гостей. Имя одного из них — Закария, хотя друзья предпочитают звать его Гундосом. Он живет на ранчо в ожидании праздника уже довольно долго. В теле Закарии находится правое легкое Харлана. Сегодня он готовится вернуть его владельцу.

В то же самое время в шестистах милях к западу на взлетно-посадочную полосу авиационного кладбища садится широкофюзеляжный реактивный самолет. Багажное отделение заполнено клетками, и в каждой из них летит четверо беглецов. После посадки клети открывают, и прилетевший в одной из них мальчик осторожно высовывается наружу, желая узнать, чего ожидать от нового места. В лицо ему кто-то светит фонариком. Луч опускается, и мальчик видит, что клетку, в которой он прилетел, открыл не взрослый, а такой же подросток, как и он сам. На нем одежда цвета хаки, а на лице — широкая улыбка. Его белые зубы украшают корректирующие пластинки, хотя не ясно, зачем они там нужны.

— Привет, — говорит молодой человек, — меня зовут Хайден, и я для вас сегодня исполняю роль службы спасения. Как вы себя чувствуете?

— Вроде бы нормально, — говорит парень, высунувшийся из клети. — А где мы?

— В Чистилище, — отвечает Хайден, — также известном под именем Аризона.

Беглец осторожно выбирается из клети, все еще не зная, чего ожидать. Он становится в колонну вместе с другими вновь прибывшими и, несмотря на предупреждение Хайдена, на выходе ударяется головой о проем люка багажного отделения. Оказавшись на земле, он оказывается во власти одуряющей жары и ослепительного солнечного света. Место, в котором они оказались, выглядит странно — это определенно не аэропорт, но тем не менее тут и там стоят самолеты.