Геннадий Семенихин - Лунный вариант

— Раньше была надежда, — глухим ровным голосом отвечала мать…

У Тимофея Тимофеевича шли бесконечные заседания. Он выслушивал подчиненных, заслуженных академиков, и не отвечал им, расхаживая по огромному кабинету, с хрустом сжимая крепкие пальцы.

Да, несомненно, ошибка произошла в коррекции корабля, и теперь есть лишь одна возможность оторвать «Зарю» от Луны — включить с Земли последний двигатель, неподвластный космонавту, послать с Земли новую вводную в счетно-решающее устройство в специальном контейнере, соединенном с пилотской кабиной «Зари».

Зазвонил белый телефон, связывающий космодром с Москвой. Вялым движением руки главный конструктор взял трубку.

— Да. Это я. Здравствуйте.

— Что будем делать, Тимофей Тимофеевич? — спрашивал знакомый голос. — Есть ли какие новости?

— Пока никаких, — ответил конструктор тихо. Трубка молчала, лишь доносилось легкое потрескивание. После большой томительной паузы она повторила вопрос:

— Что будем делать? За границей печатают сенсационные статьи о катастрофе советского космического корабля. Там предлагают свои услуги в его розысках.

— Не надо, — жестко отрезал Тимофей Тимофеевич. — Мы это сделаем сами. Но пока нет никаких оснований считать гибель «Зари» фактом. Нарушение радиосвязи еще ни о чем не свидетельствует. Мы принимаем все меры. Хотя и трудно, но надо запасаться терпением.

— Хочется верить, что эти меры принесут результаты, — не очень уверенно сказали в Москве.

— Бесспорно, — подтвердил Тимофей Тимофеевич и положил трубку. — Станислав Леонидович! — повелительно окликнул он своего первого заместителя. — Мы решимся на крайнюю меру.

— Запустим последний двигатель?

— Да! — жестко ответил главный конструктор «Зари». — Готовьте расчеты для схода с орбиты.

После четырнадцатого витка усталый и обессиленный Алексей Горелов почувствовал, что его корабль, вышедший из повиновения, неожиданно стал послушным и берет курс к Земле. Он видел ее на расстоянии почти в четыреста тысяч километров. Окруженная зыбким пояском атмосферы, она и отсюда казалась сказочно красивой. Радиосвязь по-прежнему не работала, но по всем показаниям приборов он уже точно знал, что летит теперь по эллиптической кривой к дому, назад.

Когда «Заря» прошла более половины пути, произошла неожиданная встреча с неизвестным метеоритным роем. Приборы тотчас зарегистрировали это, и Алексей с изумлением отметил, что энергия некоторых метеоритных частиц необыкновенна. «Этого только еще недоставало», — подумал Горелов. Внутри стало жарко, и он догадался, что терморегуляторное устройство выходит из строя. Он знал, как его исправить в аварийной обстановке, и, обливаясь потом, слабея от угнетающей жары, принялся за ремонт. Стрелка термометра то становилась на свое место, показывая, что в кабине почти комнатная температура, то снова поднималась вверх. Но он ее укротил.

Космонавт еще не откликался, но телеметрические данные уже поступали с борта «Зари» на Землю, и в третьем часу утра Тимофей Тимофеевич, успокоенный, задремал в своем рабочем кресле. Нет, не колонки цифр и формул ему снились, не черная глыба Луны в своем молчании вечного безмолвия. Виделась ему подмосковная речка, надувная резиновая лодка и спиннинговая удочка, от которой — вжик! — летит леска чуть ли не до самой середины. Он забросил спиннинг и сразу почувствовал, как стало дергать леску ровными тяжелыми толчками. Тимофей Тимофеевич открыл глаза. Сквозь большие окна лез в кабинет острый свет восходящего солнца. Ответственный дежурный тряс его за плечо. На усталом бледном лице инженера сияла не оставляющая сомнений улыбка.

— Связь?! — выкрикнул главный конструктор.

— Так точно, Тимофей Тимофеевич, — доложил дежурный. — Горелов передал, что отказали системы запуска двигателя на селеноцентрической орбите, и он долго не мог с этой орбиты сойти. Каков парень! Он сделал тринадцать незапланированных витков.

— Бедный мальчик, — без улыбки заметил Тимофей Тимофеевич. — Любой слабонервный тринадцать бы раз лишился за это время рассудка. А дальше?

— На двенадцатом витке включение дополнительного двигателя вернуло его на траекторию полета к Земле. На пути он попал в полосу метеоритной бури и отрегулировал термоустановку.

— Температура в кабине?

— Плюс двадцать шесть.

— Превосходно. А состояние?

— Пульс и дыхание в норме. — Дежурный пристально посмотрел на пергаментное лицо своего начальника и спросил: — Как посадим «Зарю»? По системе мягкой посадки?

— Корабль да, — твердо ответил Тимофей Тимофеевич, — космонавта — нет! Только катапультировать. Чтобы не было и тысячной доли риска.

Вертолет снижался над выжженной зноем степью. Черный четырехлопастный винт равномерно молотил синеватый струящийся воздух. Легкая тень скользила по кочковатой равнине, кое-где покрытой черными жесткими кустами саксаула и слегка желтоватой от наметенных ветром барханов.

Генерал Мочалов, согнувшись, стоял за спиной у летчика, напряженно всматривался в набегающую степь. Был он в полевой гимнастерке и в сапогах с высокими голенищами, удобных для ходьбы по песку. Вертолет то с правым, то с левым креном кружился над безводной степью, и тень на земле выписывала затейливые кривые. Мочалов издали увидел кишлак, дорогу от него, стиравшуюся на желтом покрове равнины. Солнце било в глаза, но сквозь защитные очки обозревать местность было бы еще сложнее, и он только держал их за дужку в твердых пальцах. Острые прищуренные его глаза под мохнатыми бровями были сосредоточенными. Наконец он простер руку и, показывая в правую форточку кабины, волнуясь, воскликнул:

— Смотри, Платонов! Это же «Заря»!

Высокий сутуловатый военврач увидел на ровном покрове степи серебрящийся круглый предмет, отсвечивающий в солнечных лучах.

— Кабина, товарищ генерал. Она самая. И парашюты рядом лежат.

Мочалов скомандовал летчику:

— Левый крен. Скорее левый крен! Вот же он! Вот! Неужели не видите?

Нет, редко кто смог бы сравниться с этим моложавым, но уже начинающим полнеть генералом в поисках малоразмерных целей. Не зря он пролетал всю войну на штурмовике «ИЛ-2», с которого хорошие летчики наверняка поражали не только населенные пункты, мосты, переправы, но и отдельные автомашины, танки и артиллерийские орудия на поле боя.

— Лестницу! — властно потребовал генерал. Окрашенный в синий цвет вертолет повис в воздухе и стал снижаться над степью. Винт работал на замедленных оборотах. Он уже не толкал кабину вперед, а только удерживал ее на одном месте на высоте трёх метров от кочковатой земли. Механик выбросил веревочную лестницу за борт и стал ее старательно закреплять. В нешироком проеме распахнутой двери Мочалов видел желтую полосу иссушенной ветрами степи, черные комочки «перекати-поля» и струйки песка, взмывающие над ней. Этот песок ручейками переливался на белом шелке смятого и еще не собранного парашюта. Человек в оранжевой, демаскирующей его накидке, наброшенной поверх скафандра, стоял рядом с распластанным парашютом, широко расставив ноги в тех мягких коричневых ботинках с высокой шнуровкой, которыми пользуются только космонавты. Голубая, занесенная пылью «Волга» и девушка, робко топтавшаяся рядом, не привлекли его внимания. Генерал спустился по лестнице и бросился бегом к человеку. Генерал бежал, не разбирая дороги. Тяжело дыша, скорее от волнения, чем от бега, он остановился в трех шагах от Алексея и, растопырив для объятия руки, сказал: