Александр Панчин - Апофения

Эндрю просунул руки через решетку. Через секунду он почувствовал, как холодный металл сковывает его запястья.

"Почему вы пускаете нас на обед без наручников, а на свидание с дядей без них ну совсем никак?' — спросил Эндрю, оказавшись за пределами камеры.

"Потому что от обеда вы не убежите", — язвительно ответил охранник.

"И то верно! Пошутил!"

Эндрю почувствовал, как что-то тупое и твердое ударило его в бок. Дубинка.

"Все-все, я молчу. Я тихий. Я спокойный. Я иду увидеться с дядей. Ме густа!"

"Еще раз скажешь это свое ме густа — получишь подзатыльник, понял? Тебя нормально говорить в школе не научили?Как дед разговариваешь".

"Мой рот на замке. Кстати, как там Ксенофонт Хосанович, наш любимый начальник? Все пьянствует?"

Ответа не последовало, и Эндрю понял, что стоит все-таки помолчать. Остаток пути по мрачным тюремным коридорам был пройден в полной тишине.

"У тебя есть десять минут", — сообщил охранник, оставляя Эндрю в небольшой комнате с окошком. Через это окошко предстояло общение с гостем.

"Дядя? Серьезно? Ничего лучше придумать не мог?" — спросил Эндрю, подсаживаясь на прикованный к полу табурет.

"Визиты только для родственников. Я тебе явно не жена и не бабушка. Значит, дядя. Ты следишь за новостями?"

"Да. Маринелли оказался голубым — это такой скандал!"

"В каком смысле?"

"Так ведь это вскрылось сразу после его возвращения с гастролей по Странам Шариатского Альянса! Он жал руки исламским духовным лидерам! Самому Хаиму жал! Представляешь? Это как если бы глава Ку-клукс-клана по ошибке пожал руку афроамериканцу".

"Не может быть!"

"У них же за гомосексуализм допускается смертная казнь!"

"Я вижу, ты очень интересуешься этой проблематикой. Сам-то какой ориентации?"

"Смеешься? Ты будто моих подруг не видел! А еще я прочитал, что Шелла и Васкас решили пожениться, а у Тюдора-младшего скоро родится дочь!"

"Ты это серьезно?"

"Нет, конечно. Я пошутил. Сын, сын. Непременно, сын. Астрологи наверняка опять все напутали. Бестолковые. Даже пол ребенка определить не могут".

"Ты провинился, и тебя вынуждают читать всякую желтую фигню?"

"Почему провинился? Ты сам посиди тут месяц-другой, тоже от скуки умирать начнешь. Я уже по десятому разу книжки перечитываю. А если серьезно, да, я читал новости. Демократия — власть большинства, большинство — идиоты, следовательно..."

"Тише... Что ты такое говоришь? Тебе одного срока мало? Радуйся, что тебя за шарлатанство взяли, а не за конспирацию".

"Гитлер пришел к власти демократическим путем. Века полтора тому назад".

"Да замолчи уже! Ты хоть понимаешь, что нас и так очень мало осталось. Мы изо всех сил пытаемся что-то сохранить, а ты так подставляешься. Сначала с этими целительницами связался. Зачем ты назвал их никчемными дурами? Вот они на тебя и настучали. Если бы ты умел держать себя в руках, был бы сейчас на свободе".

"Пойми. Я людям помогать хочу. Иногда. А эти бесполезные обладательницы птичьих мозгов мешали мне делать мою работу. Ты скажи мне, когда вы меня вытащить собираетесь? И, кстати, я люблю демократию! Ничего лучше не придумали. Просто указываю на некоторые ее недостатки".

"Мы не можем тебя вытащить. С тех пор, как умер. сам знаешь кто... у нас совсем не осталось власти".

"А если я предложу план?"

"А у тебя есть план?"

"Вообще-то да. Мы можем использовать их слабое место. И тогда мы наконец хоть что-нибудь сделаем. Я давно об этом думал".

"Какое слабое место?"

"Как появится первая возможность, я тебе сообщу. А пока возьми эту записку, тут кое-какая важная информация".

"Хорошо. Не сдавайся тут".

"Я? Сдаваться?Нет, не слышал".

"Я люблю тебя, — нежно прошептали его губы — Люблю больше всего на свете. Ты такая хорошая. Ты самая лучшая. Ты чиста как горный хрусталь, свежа как морской бриз. Я хочу пробовать тебя на вкус. Я хочу выпить тебя всю, без остатка". Макс на секунду отвел глаза от стоящего перед ним графина с водой и снова шепнул: "Любимая моя".

"Макс, ты опять общаешься со своей водой? — раздался недовольный женский голос из спальни. — Не делай этого!"

"Милая, ты же знаешь..."

"Что если говорить воде, что ты ее любишь, она заряжается положительной энергией, — закончила за него Мэри, — Да-да, ты слишком много времени проводишь у экрана".

"И она становится полезной! Мы проверяли в институте. Теперь только такую воду пьем. Называется структурирование воды. Опыты Жака Бенвениста впервые показали, что у воды есть память, — наставническим голосом пояснил Макс, наливая воду в стакан. — Ты будешь, любимая?"

"Память, говоришь? А помнит ли она, как недавно ее спускали в туалете? Смотри, ведь отомстит! И ты давай уж определись, кто у тебя любимая — я или она, — воскликнула Мэри, надувая губы. — Нет. Лучше принеси мне апельсинового сока".

"Сейчас принесу".

"У тебя сегодня ночные исследования? Не опоздаешь?"

"Опоздаю".

"Отругают?"

"Отругают".

"Ну и славно. Ты только потом не забудь сказать себе, как ты себя любишь. Ну, чтоб негативную энергию победить", — хихикнула Мэри.

"Очень смешно!" — Макс протянул сок жене. Мэри была светловолосой стройной девушкой с умными голубыми глазами. Сейчас она скромно улыбалась, завернувшись в одеяло, словно в кокон, и нежно разглядывала мужа. Макс сутуло стоял рядом с кроватью. Он был невысоким мужчиной с короткими темными волосами и щетинистым подбородком.

"Ай! Ты ударил меня током!" — вскрикнула Мэри, чуть не пролив сок на одеяло.

Макс застенчиво посмотрел вниз на шерстяной ковер и на свои домашние тапочки, а потом наклонился к ушку Мэри и тихо шепнул: "Не бойся, это всего лишь магия". В детстве Мэри часто болела и не могла ходить в школу. Родители обучали ее самостоятельно, на дому, и девушка оставалась наивной во многих вопросах, которые изучались на уроках. Макс с некоторой грустью отмечал для себя, что Мэри до сих пор буквально понимает число Авогадро, не знает о пользе раздельного сырого питания, не в курсе многих великих открытий и откровений.

"Купишь на обратном пути муки?"

"Хорошо, куплю".

"Ура! Мы будем питаться булочками!" — засияла Мэри.

"Завтра будем питаться булочками. И послезавтра. А потом сами станем булочками", — усмехнулся Макс, надевая толстовку.

Через пятнадцать минут Макс стоял на улице и вдыхал свежий воздух. За его спиной был уютный деревянный коттедж. В окне на втором этаже горел свет, — Мэри не спала.