Макс Сысоев - Странники

— Нет, — сказал я. — Не редкость. Хотя есть и такие, которые замыкаются в своём панцире и ничего от жизни не требуют — лишь бы их в покое оставили.

— Ну, готов поспорить, что, даже замкнувшись в панцире, эти люди наверняка радуются, когда что-то новое узнают или приобретают? — когда возможности их увеличиваются?

— Несомненно, — согласился я.

— Потом, — продолжил Учитель, — обрати внимание на повышающийся порог нашего восприятия. Нам нужно всё больше и больше. Когда человек начинает, скажем, зарабатывать приличные деньги, он поначалу радуется, но потом мир для него снова тускнеет, и денег опять начинает не хватать. Все удовольствия жизни мало-помалу приедаются. Это как наркотики: чтобы получать одно и то же удовольствие, дозу всё время нужно увеличивать, а уменьшать ни в коем случае нельзя. Человек, чьи возможности, материальные, физические или духовные вдруг уменьшились, становится невероятно несчастным. Словом, все люди стремятся к прогрессу. Цель же наша — стремиться к прогрессу не абы как, а осознанно.

— Хорошо, — сказал я, — допустим, добро это прогресс. Но «прогресс» — такое же не отбрасывающее тени слово, как и «добро». Что вы под ним подразумеваете? Какое-то усложнение?

— Нет, не просто усложнение. Можно усложнять собственные заблуждения, и это не будет прогрессом. Настоящий же прогресс — это движение к всемогуществу.

— Кажется, вы опять меня пытаетесь подловить. Столько людей гибло во все времена из-за того, что кто-то стремился к всемогуществу. Что-то это не очень похоже на добро.

— Ты прав, — сказал Учитель, — я опять спровоцировал тебя. Дело в том, что всемогущими обыкновенно называют тех людей, которые не властны ни над собственной ленью, ни над жадностью, ни над жестокостью. Нет, всемогущество это нечто иное. Это не власть над людьми и материальными средствами. Всемогущество — это власть над всем . Для начала, над собой... Но, я вижу, тебе не терпится узнать, как мои пространные измышления связаны с реальной жизнью. Я объясню это, как только мы определимся с тем, что считать абсолютным злом. Если предположить, что прогресс это добро, то что же будет злом?

— Если по-вашему, то деградация.

— Деградация это понятие верное, но слишком громкое. Знаешь ли ты хоть одного человека, который бы по собственной воле решил деградировать?

— Лет сто назад я знал их целую кучу. Теперь последний из них сидит рядом с вами.

— Хорошо. Ты знал людей, которые по собственной воле деградировали и считали, что это хорошо. Но знали ли они сами, что они деградируют?

— Знали, — сказал я. — И даже хвалились на каждом шагу.

— Ну, хвалились они, положим, потому что в моде была инфляция, и чем больше понятий для человека обесценилось, тем сильнее и свободнее он казался. «Посмотрите, какие мы циники, — говорили те люди, — для нас обесценилось всё, даже собственное развитие. Развиваются только яйцеголовые очкарики, которые целыми днями сидят за унылыми книжками, а мы, вот, веселимся и живём на полную катушку. Мы взрослые и независимые». Но это они работали на публику. На самом деле люди слишком любят себя, чтобы относиться к себе безразлично. Скажи, знали ли эти люди, что их образ жизни ведёт прочь от всемогущества? Считали ли они в душе, что деградируют? Или, всё-таки, деградируя, они думали, будто движутся к свободе и счастью, и что это-то и есть настоящий прогресс?

— Так они и считали. Только никогда не озвучивали это, даже мысленно.

— Мы озвучим это за них. Чем больше неосознанных человеческих желаний мы озвучим и проанализируем, тем большую власть над самими собой мы будем иметь. Но вернёмся к прогрессу. Стало быть, мы сошлись на том, что если люди и могут деградировать по собственной воле, то это только потому, что они путают прогресс и регресс? Значит, абсолютное зло это не сам регресс, не деградация, а куда более коварная штука — иллюзия прогресса . Любого адекватного человека будет пугать, если он вдруг начнёт тупеть, потеряет память, станет слепнуть, ослабнет физически. Осознанно человек не захочет деградировать никогда. Но может случиться так, что он купит автомобиль и совсем перестанет ходить пешком. Он будет думать, что постоянно ездить на автомобиле полезнее, чем гулять. Вот простейшая иллюстрация иллюзии прогресса. Другой пример: человек выкинул старый стул из дерева и купил новый из опилок. Ему кажется, что новое обязательно будет лучше старого. Иллюзия прогресса. Потребление — это иллюзия прогресса. Кажется, что от постоянного обновления мир улучшается, а на самом деле он превращается в помойку. Замена понятия «прогресс» «техническим прогрессом» — тоже иллюзия. Да и сам технический прогресс был во многом иллюзорен. Например, много ли выигрывает человек оттого, что холодильник в его квартире управляется не простеньким реле, а компьютером? Какая польза, если зеркало в ванной заменили монитором с видеокамерой? Никакой. Всё это иллюзии. Какие-то из них поддерживались ради получения выгоды. Какие-то возникали сами собой из-за людской полуобразованности. Но все они были абсолютным злом.

Подул ветер, и с нашего берега в Сетунь посыпались пожухлые листья. Накрапывал дождик.

— Добро и зло, — продолжал Учитель, — как мы знаем, существуют не где-нибудь, а в человеческих головах. Прогресс и регресс можно найти в различных уголках Вселенной, но только для нас первое является добром, а второе — злом; космосу же и то и другое безразлично. Разум свободного человека всегда открыт для прогресса. Однако существуют такие знания, которые, подобно компьютерным вирусам, закрывают мозг для входящей информации, а человека делают несвободным. Это иллюзии прогресса. Стремясь к ним, несвободный человек делает всё то, что люди испокон веков называли злом: убивает, лжёт, предаёт, ворует. Давай посмотрим, чем свободный человек отличается от несвободного. Представь две одинаковые комнаты, в которых сидят два одинаковых человека и не выходят оттуда. Одна комната заперта на замок, а другая открыта. В какой из них находится несвободный человек?

— Видимо, в запертой.

— А тот, кто в открытой комнате, тот свободен?

— Ну, если он может выйти, то, наверное, да.

— А почему тогда он не выходит?

— Не хочет, — предположил я.

— А представь, что этому человеку сказали, что если он выйдет из открытой комнаты, то его непременно убьют. Он свободен?

— Нет, не свободен. Но пригрозить смертью — это ведь то же самое, что запереть на замок.

— Вот именно, — сказал Кузьма Николаевич, — замки могут приобретать невероятное множество форм, и мы теперь пытаемся эти формы каким-то образом обобщить, чтобы разобраться, нет ли таких замков у нас внутри, не заперты ли мы в интеллектуальную тюрьму. Ты согласен, что если человек не выходит из открытой комнаты из-за боязни быть убитым, значит он несвободен. А если, допустим, ему сказали, что из комнаты не нужно выходить, потому что за дверью всё равно нет ничего интересного, и поэтому он не выходит, — свободен ли этот человек?