Станислав Гагарин - Вечный Жид

— Об этом сейчас разве что глухой не слыхал и слепой не видит, — вздохнул Станислав Гагарин. — А Феликс Чуев — здоров. И гонорар я ему хороший заплатил. Покудова на хлеб-соль достанет.

— Спасибо вам, Станислав Семенович, за русских письме́нников, — сказал Каганович. — Худо ли, бедно ли, но мы о них заботились тогда… Хотя и публика сия… Чем бездарнее, тем ловчее. Но были ведь и Шолохов, и Твардовский, и Сергей Есенин. Вот и вы тоже…

— Да ведь вы обо мне, товарищ Каганович, и слыхом не слыхали! — довольно бестактно — был за ним такой грех — возразил Станислав Гагарин. — Меня ведь всегда издавали со скрипом. А уж о критических статьях и не мечталось даже.

— А что вы себе, молодой человек, думаете? — сощурился Лазарь Моисеевич. — Вы таки думаете, что на том свете новых книг люди не читают? Смотрите, что я вам имею показать!

С этими словами Каганович подошел к книжному шкафу и достал оттуда… воениздатовский выпуск романа «Мясной Бор». При этом он задел локтем стопку книг, лежащую на приступке шкафа, и оттуда свалилась, зеленая переплетом, им собственноручно изданная книга «Так говорил Каганович», точь-в-точь, как та, что он только что передал с автографом бывшему члену Политбюро.

— Ой, — проговорил смущенный Каганович, — простите меня великодушно… Не успел спрятать, когда вы пришли. Да, ваша книга у меня таки имелась… Я ее уже в шестой раз читаю. Но с издательской надписью… Это же самый ц и м е с для книголюба! Не сердитесь на старого склеротика-пердуна, молодой человек!

Теперь и Станислав Гагарин смутился.

— И «Мясной Бор» прочитали? — спросил он, чтобы увести разговор в иное русло.

— Как же, как же! Особенно про наш обед с Мехлисом и Микояном у вождя, — оживился Каганович и благодарно блеснул глазами. — Какая, я вам скажу, книга… И куда смотрят сейчашные литературоведы?! «Мясной Бор» — роман века! Это я, старый большевик и партократ, уверенно заявляю. Идеологией у нас занимались другие, но я ведь хоть и самоучка, только книги читаю всю жизнь, имею право сравнивать и ответственно заявляю: подобной книги о войне не было ни в наши, ни в прежние времена, ни в другие народы. Хотя…

— Что х о т я, Лазарь Моисеевич? — спросил Станислав Гагарин.

— При жизни Кобы вас бы расстреляли, — вздохнул экс-член Политбюро. — Никита бы сослал вас в Мордовские Зоны, а бровастый Леня записал в диссиденты. Нет пророка в собственном Отечестве, молодой человек… Такова, как говорится, селяви!

— Хрен с нею, с с е л я в о й, Лазарь Моисеевич, — отмахнулся от запоздалых прогнозов на гагаринскую судьбу писатель. — Вы мне про «Евангелие от Лазаря» скажите.

— Серьезный требуется разговор… Я тут пометки начеркал. Но лучше вы предисловие вслух прочитайте. Увольнительная у вас на сколько?

— Два часа мне выделил Зодчий Мира. Вы знаете Агасфера?

— Заходил ко мне по случаю, товарищ Сталин нас знакомил. Симпатичный человек, этот Вечный Жид!

«Это Бог, партайгеноссе Каганович, а вовсе не человек», — хотел поправить собеседника председатель, но делать этого не стал. Пусть Железный Лазарь видит в Фарсте Кибеле земное существо, ведь порою и сам он, Станислав Гагарин, забывает, что перед ним Зодчий Мира.

Лазарь Моисеевич старчески захихикал.

— Коба тогда пошутил, — пояснил он, уловив недоумение в глазах писателя. — Вы, говорит, Агасфер, скрывались на Земле под именем Вечный Жид, а мой друг Лазарь заслужил благородное, понимаешь, прозвище Верный Жид… Забавно, не правда ли? Лазарь Каганович — Верный Жид! Вам таки нравится, молодой человек? Такой шутник, этот Коба…

Станислав Гагарин не ответил.

«Главное в том, что вождь назвал вас в е р н ы м, — подумал он. — Не каждому, ох далеко не каждому дает товарищ Сталин подобное имя…»

Вместо ответа он выразительно глянул на книгу «Так говорил Каганович».

— Да-да, — спохватился хозяин. — Вы, пожалуйста, читайте вслух… А я уже по ходу, по ходу как-нибудь выскажусь.

Размышления издателя Станислава Гагарина взамен напутственного слова

Перед тобою, соотечественник, необыкновенная книга. Родилась она из встреч и бесед русского поэта со столетним почти старцем, который пережил всех друзей и врагов и сохранил редкую в наше время верность Учителю, не предал принципов, по которым жил и действовал в ключевые моменты истории Великой Российской Державы.

Да, не предал, не покачнулся, сберег ясность ума и четкое понимание того политического з и г з а г а, в который вовлекли нас ложная п е р е с т р о й к а и вероломное н о в о е мышление.

Теперь маски сброшены, и о реставрации капитализма открыто заявляют сатанинские силы, развалившие Советский Союз и принявшиеся за расчленение и без того обглоданной п о г р а н и ч н о Российской Федерации.

— Но капитализма в России никогда не будет! — восклицает мудрый старик и с завидным чувством диалектики, которого нет, увы, у нынешних вождей, обстоятельно доказывает: торжество социализма неизбежно.

Более трех десятилетий работал Лазарь Каганович с Великим Вождем, знал его, как говорят, досконально, виделся ежедневно и вместе с Иосифом Виссарионовичем воздвигал могучее здание Большой России, с мнением которой считался мир.

И дожил до жалких подачек, фронтовых пайков американских солдат, которые д ж и-a й не успели съесть в Аравийской пустыне, набрасываясь, как шакалы, на Саддама Хусейна и мужественный иракский народ. Теперь шлют нам как нищенское подаяние собственные объедки, цинично не скрывая: все равно через полгода кончается срок годности этих продуктов…

Оккупанты подкармливают побежденных без единого выстрела русских!

— При Сталине страна была бедная, — говорит наш герой, — но в магазинах что-то было.

Отставленный от руководства государством, исключенный из партии и у д о й, который прежде тоже клялся в верности Учителю и предал его память, Лазарь Каганович не дал ни одного интервью, ни с кем не поделился собственными мыслями, не создавал п о д о з р и т е л ь н ы х фондов собственного имени, ни явно, ни тайно не вмешивался в политику.

Он наблюдал и размышлял. И только Феликсу Чуеву, поэту, известному такой же убежденностью и стойкостью в принципах, поведал, о чем думал в годы предательской о т т е п е л и Хрущева, во время тягомотного застоя Брежнева, в переходный период от Андропова к Горбачеву и в п р о к л я т ы е времена перестройки.

Кстати, последнее слово было беззастенчиво заимствовано п р о р а б а м и, читай — агентами влияния американских и иных спецслужб, из доклада Кагановича, который он прочитал на Семнадцатом съезде партии в 1934 году, именно со слов п е р е с т р о й к а начинался его доклад по организационным вопросам.