Станислав Гагарин - Вечный Жид

Прогулочная дорожка была аккуратно разметена, и едва отошедший от первых двух дней пребывания в о т г у л е бывший партайгеноссе, а ныне некоронованный с и р, неторопливо и скрипуче зашагал по белой подстилающей поверхности правительственного, так сказать, т е р р е н к у р а.

От вождя скрывали, естественно, что судьбу е г о в е л и ч е с т в а едва-едва решили компьютерные системы, установленные далеко-далеко от новехонькой х и ж и н ы Народного Любимца. Не догадывался вождь и о том, что еще неделю назад он пребывал в ранге приговоренного к мученической смерти, и что некий седовласый джентльмен, о существовании которого Нечерноземный Король никогда не узнает, новым мозговым раскладом решил его судьбу.

Держали от Важного Лица в секрете и имя новой жертвы, его врага-друга, которого вождь пылко возлюбит после 23 февраля и, разъярившись на красно-коричневых убийц и смутьянов, обрушится на них всей необузданностью недалекой, но агрессивной и решительной натуры.

«Почему я не пошел в Лесной институт? — с тоскою подумал вождь, оглядывая мощные, в два охвата, деревья, сопровождавшие его в прогулке по т е р р е н к у р у. — Работал бы лесничим, жил на природе, среди птиц и зверей, от которых никогда не придут к тебе предательство и подлость. И никакой тебе борьбы за власть… В помине нет много понимающего о себе б ы д л а, кучки омандаченных, невесть что возомнивших о себе к о з л о в. И никаких д р у з е й д о м а, наконец. Только ты и природа… Благодать!»

Процесс распада личности е г о в е л и ч е с т в а зашел уже так далеко, что мысль о том, что в сознании народа он давно стал символом подлого предательства, эта мысль уже не могла пробиться в сознание вождя.

И размышления о покойном житье-бытье в звании лесничего не могло уже вызвать истинного раскаяния и духовного очищения, и лесная дорожка, заботливо освобожденная от выпавшего ночью снега з а в ы ш е н н ы м и дворниками, не вела, увы, к храму.

«Причаститься бы, что ли, — пронзительно смела иные соображения определенная мысль. — Рыжиков доставили из Вологды, огурсоны двухдюймовые имеются… А в компании кто?»

Вояка-забулдон находился в столице, на всякий случай б д и л. Тайный советник консультировался с шефами за океаном, используя супер, сверх, спец и так далее связь американского посольства.

Другие советники? Вождь терпеть их не мог, хотя и пользовался ими на п а н е л ь н о м уровне, употреблял, другими словами. Для задушевного, интимного сиживанья за столом к е н т ы с рыбьими глазами не годились.

Некоронованный король достиг середины т е р р е н к у р а и, потоптавшись у деревянной беседки, двинулся по второй половине трехкилометровой дорожки.

Высоченные стволы пронизывало приподнявшееся солнце. Легкий морозец бодрил и вселял надежду, которую и х в е л и ч е с т в о терял по десятку раз на дню.

Из-за деревьев пришел приглушенный стук клювом по древесине трудолюбивого дятла.

«Стучит, — ухмыльнулся одинокий человек в лесу. — На меня, небось, стучит… Материал Крючкову в досье готовит».

Лесной затворник вздохнул. Собственная шутка не развеселила его.

— Сраная жизнь, — громко произнес он в сердцах. — Свита будто у Людовика, а за столом посидеть не с кем…

Вождь сердито сплюнул в синеющий снег, вспомнил о рыжиках из Вологды и торопливым шагом, подстегиваемый нестерпимым желанием, направился к жилищу.

Стреляли из белого м е р с е д е с а.

Едва первая пуля пробила заднее стекло, чуть-чуть не задев Станислава Гагарина, почтенный учитель Кун резко бросил черную в о л г у в сторону, чтобы помешать снова прицелиться.

Затем он сместил автомобиль направо, опять совершая зигзаг, заставив преследователей две или три пули пустить в м о л о к о.

— Ложитесь на сиденье! — крикнул молодой китаец сочинителю и, перейдя на телепатическую связь, озабоченно передал — Лишь бы они в бензобак не попали… Сейчас выйдем на кольцевую и оторвемся.

«Нашей горьковчанке оторваться от м е р с е д е с а? — подумал Станислав Гагарин, скорчившись на заднем сиденье, слабо веря, что металл багажника и задней стенки надежная защита от бронебойных — могли быть у погонщиков и такие — пуль, но полагаясь на боевой опыт Конфуция. — Вряд ли нам уйти от фээргэвской машины…»

— У нашей двигатель от в о л ь в о, — мысленно сообщил Кун-цзы, резво взлетая по развязке на кольцевую дорогу. — Из э м б е в с к о г о гаража т а ч к а. Как-нибудь справимся с м е р с е д е с о м».

«Если Агасфер ухитряется наделять пророков автомобилями от щедрот министерства безопасности, — подумал сочинитель, — то не проще главную проблему решить непосредственно с крутыми парнями сей старой доброй фирмы?»

На шоссе философ и государственный деятель из древнекитайского царства Лу развил бешеную скорость, и приподнявшийся сочинитель, оглядываясь назад, не сумел рассмотреть преследовавшую машину.

— Расслабьтесь, Папа Стив, — чуточку насмешливо сказал Кун-фу-цзы, не снижая скорость и лихо обходя слева тех, кто не поспевал за их автомобилем. — Опасность миновала. Сейчас свернем в Солнцево. Там ждет подстава. Пора менять лошадей…

До Солнцева они домчались в мгновение ока, почти не уменьшая скорости, резко вписались в поворот, и когда из стоявшего уже на солнцевском отростке милицейского г а з и к а выскочили двое омоновцев с короткими автоматами в руках и попытались выстрелами остановить пророка с Папой Стивом, Конфуций, не задумываясь, сбил обоих и помчался навстречу растущим кварталам подмосковного города-спутника.

— Чуть-чуть опоздали, — передал сочинителю адский водитель. — Досадная опечатка, партайгеноссе писатель.

На одном из перекрестков их вновь встретила засада. Теперь за черной в о л г о й гнались уже три машины: гаишный ж и г у л ь, округлая, похожая на гигантскую букашку т о й е т а и наглый, то и дело пытающийся обогнать их ярко-желтый л э н д р о в е р.

«Спасти Гагарина! Спасти Гагарина!» — застучало вдруг в сознании председателя, и сочинитель не сразу догадался, что это пробилась к нему воспаленная мысль Конфуция, который лихорадочно искал варианты выхода из смертельно опасного положения.

— Слушайте внимательно! — протелепатировал водитель пассажиру. — Кажется, мы попались… Но дело поправимо. Сейчас я воткнусь в переулок. Переулок тупиковый, в конце большие сугробы. Я резко торможу… У вас доля секунды. Вываливайтесь в снег и сразу за сугроб. Там и полежите, пока я не отвлеку драконов.

Станислав Гагарин ничего не ответил. Он ясно осознавал, что в заварившейся катавасии ему отведена пассивная роль статиста. Ну разве что свидетеля…

«Или жертвы», — горько усмехнулся сочинитель, примиряясь с тем, что хотя бы некоторым образом не в состоянии был повлиять на события.