Александр Кашанский - Антихрист

— Да что ты, папа, не надо. Слушай меня лучше. — Наташа всегда советовалась с отцом, чем удивляла и сама себя, и знакомых. А она это делала потому, что сначала чувствовала, а потом знала, что отец, что-либо советуя ей, никогда не думал о себе, что будет ему от ее поступка: стыдно ли, радостно ли, прибыльно или убыточно, он всегда думал о ней. — Папа, у меня два вопроса, слышишь?

— Говори, говори, я внимательно тебя слушаю.

— Мне сделал, точнее, сегодня сделает предложение тридцатилетний мужчина, порядочный и богатый. Что мне отвечать?

Отец сделал длинную паузу, чтобы перевести дух.

— Наташа, замужем ты будешь счастлива лишь тогда, когда будешь… — отец вдруг прервался и часто и сильно задышал, лицо его снова покрылось испариной, — когда будешь любить своего мужа. Больше я тебе ничего не могу сказать.

— Папочка, ну а как же жить-то одной?

Отец пристально посмотрел на нее.

— Кто тебе сказал, что ты будешь жить одна? Никогда ничего не делай, оглядываясь на то, что кто-то где-то говорит. Живи своим умом. Не забывай, что ты моя дочь. Займись интересным делом, стань независимой. Одна ты все равно не останешься, не беспокойся и не суетись… И не забудь родить внучку…

Тут по лицу отца пробежала судорога, он глубоко вздохнул и застонал. Видимо, он потерял сознание. Наташа вскочила и побежала за врачом. Врача найти не удалось, потому что было воскресенье. Медсестра зашла в палату, посмотрела на отца и сказала, что сделать ничего нельзя и что лучше идти домой, потому что отец скоро в сознание не придет.

Когда Петров потерял сознание, ему стало легко и спокойно, потому что боль исчезла. Ему было так хорошо, что он не хотел больше, чтобы сознание и боль возвращались. Ему казалось, что он уснул и видит сон, будто он с женой и маленькой дочкой на руках шагает на первомайской демонстрации, над ними реют красные транспаранты, звучит праздничный марш, а дочка теребит его за волосы и что-то спрашивает. И он отвечает ей: «Правда, доченька, мы самые счастливые, потому что живем в самой счастливой стране и потому, что все мы вместе». И дочка смеется и кричит: «Папа, папа, посмотри, сколько шаров летит!» И все смотрят в синее небо, где, словно бусины, рассыпаны разноцветные шары.

Отец улыбался. Наташа плакала. За дверью гудел пылесос. Как оказалось — это действительно был их последний разговор.

«Как жаль, что ее отец умирает, — подумал Аллеин. — Он бы был мне хорошим помощником».

В доме была абсолютная тишина, лишь изредка с расположенной метрах в ста магистрали доносились приглушенные звуки проезжающих автомобилей. Светлана, к половине седьмого закончив все приготовления, села в кресло, положила руки на подлокотники и закрыла глаза. Гулко пробили часы, звук долго блуждал по комнатам, пока не растворился где-то в закоулках пустого дома.

Родители ушли в гости полчаса назад. Отец, хмыкнув, сказал: «Я надеюсь, все обойдется без порчи ковров, — это был намек на прошлогоднюю встречу, когда мальчишки напились до беспамятства, а кого-то вырвало на красивый персидский ковер в отцовском кабинете. — Петровой привет. Что не заходит?»

В голове было совершенно пусто. «Пришли бы Наташка и Сергей, видеть больше никого не хочу, пропади оно все пропадом, — думала Светлана. — Сейчас придется улыбаться, манерничать, разыгрывая из себя хозяйку дома, сводить, разводить, поддерживать разговор, выкаблучиваться перед этим Ясницким».

Светлана встала, включила музыку, проверила, достаточно ли охладилось шампанское в холодильнике, еще раз тщательно протерла бокалы и подошла к зеркалу.

На нее из зеркала умными серыми глазами смотрела девушка — блондинка с прямым красивым носом, пухлыми губами, прическа что надо, в ушах дорогие сережки, отцовский подарок к совершеннолетию.

— Не Петрова, конечно. Но Петрова — это Петрова, а вообще ничего, за первый сорт сойдешь, — и Света пошла накрывать стол.

Вчера опять приходил Ширшов. «Что с ним делать? И прогнать — тогда совсем со скуки умрешь. И оставить… Так надоел, проклятый, сил уже нет! Слишком уж безвкусно все как-то. — Света вздохнула и ссутулилась, опустив плечи. — Прогоню, ей-Богу прогоню, буду заниматься теннисом, ходить в бассейн и читать „Анну Каренину“… мать ее…».

Света плюнула в сердцах и подошла к окну.

К дому подъехал белый «мерседес». Из него вышли трое мужчин: Ясницкий, Панин и еще кто-то, незнакомый, широкоплечий, в кожаной куртке. Пока Ясницкий стоял, разглядывая дом и сад, Панин что-то объяснял тому, незнакомому, потом «мерседес» отъехал, а Ясницкий с Паниным пошли к дому. Риикрой вошел в дом вместе с Ясницким.

— По городу Одессе, на белом «мерседесе»… — запела Светлана и пошла встречать гостей. — Заходите, очень рада вас видеть, Игорь Исаакович. Я не ошибаюсь? Максим Степанович! Можно просто Максим? Максим, вы наш, можно сказать, старый знакомый, возьмите на себя роль хозяина. Игорь Исаакович, вы курите? Сейчас принесу пепельницу.

Гости сели в кресла. Ясницкий стал внимательно разглядывать картины на стенах. Картины, как оценил Ясницкий, были недорогие, но подобраны с большим вкусом.

Раздался стук в дверь. Пришел улыбающийся, одетый в дорогой костюм Сергей. «Молодец», — отметила Света. Часы пробили семь.

— Вы знакомы? — обратилась Света к Панину, прикинувшись невинной дурочкой.

— Знакомы, знакомы, — осмотрев Сергея с головы до ног, сказал Панин, — давно знакомы.

— Сергей Михайлович Малышев — мой школьный друг, — представила Сергея Света.

Ясницкий встал, вышел навстречу вошедшему в комнату Сергею, улыбнулся и протянул руку для приветствия. Сергей поздоровался, широко и доброжелательно улыбаясь:

— Очень рад с вами познакомиться, много слышал о вас. «Вот ты какой. Да, этот кости переломает, глазом не моргнет, и не крякнет, — глядя на Ясницкого снизу вверх, думал Сергей. — Надо попытаться сыграть роль так, чтобы он засомневался в себе. Я — победитель, и ничто не омрачает моего существования», — дал он себе установку.

Света извинилась и пошла на кухню. «Пусть поизучают друг друга».

Мужчины закурили и стали разговаривать, как будто собрались именно затем, чтобы обсудить заранее оговоренные и очень их всех интересующие вопросы.

«Кто этот парень, как ему удалось обскакать меня, на чем его можно поймать?» — изучал Сергея Ясницкий, уверенно ведя беседу, меняя темы и выражая на лице сосредоточенность или повышенное внимание тогда, когда это было надо.

— …Недвижимость — вот что будет у нас завтра на повестке дня. Я слышал, что вы уже успели построить дом? К тому же женат и двое малышей. Поздравляю, искренне поздравляю. А я вот в тридцать еще не сумел. Нет ни дома, ни семьи. — Сергей на какой-то момент опустил глаза и задержал взгляд на искрящемся разноцветными огоньками бокале. «Ага, — вот его пункт. Семья. Он любит свою семью», — тут же отметил Ясницкий.