Джеймс Блиш - Черная пасха

Грязная оборванная толпа, мчавшаяся по дороге, заваленной камнями, завывая от ужаса, — хотя камера передавала только изображение: впереди всех — безволосая женщина с охваченной пламенем детской коляской. Человек, которому как будто срезало кожу на спине падавшими стеклами, терпеливо работал деревянной лопатой для снега возле огромной кучи битого кирпича. Судя по всему, здесь стоял большой дом…

Были и другие.

Шатвье произнес длинную фразу по-чешски. Тем не менее ее содержание казалось достаточно ясным. Белг пожал плечами и отвернулся от экрана.

— Довольно жутко, — сказал он. — Однако в целом разрушений меньше, чем можно было ожидать. Очевидно, мы имеем Ранг тридцать четыре — не выше. С другой стороны, похоже, основные военные объекты сохранились. Возможно, тут и есть какой-нибудь стратегический смысл, но я, признаться, его не вижу. Генерал?

— Абсурд, — отозвался Мак-Найт. — Явный абсурд. Никто не разгромлен полностью. И тем не менее боевые действия как будто закончились.

— У меня сложилось такое же впечатление, — согласился Белг. — Кажется, какого-то фактора не достает. Мы можем поставить задачу компьютеру найти аномалию. К счастью, она должна быть крупной, но, поскольку я не могу сказать машине, какого рода аномалию она должна искать, поиск займет много времени.

— Сколько? — спросил Мак-Найт, проводя пальцем за воротом рубашки. — Если чинки начнут опять…

— Примерно через час посла того, как я сформулирую вопрос и Чиф Хэй его запрограммирует; это займет, э-э, скажем, два часа минимум. Но я не думаю, что нам стоит беспокоиться о китайцах: согласно нашим данным, та первая тайваньская бомба — наибольшая из всех, которые они взрывали, и, похоже, более крупной у них нет. Что касается остальных, то, как вы сейчас сами сказали, все каким-то образом остановилось. Нам очень важно знать, почему.

— Ладно, тогда приступайте.

Вместо двух часов программирование растянулось на четыре. Потом компьютер работал в течение девяноста минут, не выдавая никакого ответа. Чиф Хэй предусмотрительно запретил машине давать ответ «Данные недостаточны», поскольку новые данные приходили со все возрастающей скоростью, по мере того как восстанавливались внешние коммуникации; в результате компьютер резюмировал проблему каждые три-четыре секунды.

Мак-Найт использовал это время для того, чтобы отдать распоряжения о проведении ремонтных работ и оценке имеющихся ресурсов, а затем приступил к поискам — также через компьютер, но с использованием лишь двух процентов его мощности — кого-нибудь из высших руководителей, умудрившихся остаться в живых. Белг подозревал, что Мак-Найт действительно хотел их найти. Он мог быть генералом, но для него было бы затруднительно занять пост президента, даже при столь резко сократившемся населении и упростившихся экономических и внешнеполитических проблемах. Приказать младшим офицерам, чтобы они приказали сержантам, чтобы те приказали рядовым заменить разбитые флуоресцентные лампы, — это он мог и сам. Но если бы понадобилось привести в полную боевую готовность и запустить ракеты или ввести в стране военное положение — тут он предпочел бы действовать по приказу свыше.

Сам же Белг скорее надеялся, что Мак-Найту не удастся найти персону более высокого ранга. Под руководством Мак-Найта Соединенные Штаты едва ли достигли бы впечатляющих результатов, но, с другой стороны, по-видимому, исключалась и возможность тирании. Кроме того, Мак-Найт очень зависел от своих гражданских советников, что сулило неплохие возможности. Оставалось только как-то избавиться от Шатвье.

Наконец зазвенел звонок компьютера, который стал печатать итоги. Белг начал читать с напряженным вниманием, а после первой страницы — с крайним изумлением. Когда вся бумажная лента вышла из принтера, он оторвал ее и бросил на стол, сказав Чифу Хэю:

— Задай вопрос еще раз.

Хэй вернулся к клавиатуре. Ему хватило десяти минут, чтобы переписать программу. Через две с половиной секунды после того, как он кончил, машина зазвенела, и длинные тонкие металлические пластинки забарабанили по бумаге. Процесс распечатывания всегда напоминал Белгу игру на пианино наоборот, где ноты превращаются в удары по клавишам. Только здесь получались, конечно, не удары по клавишам, а строчки печатного текста. Почти сразу стало ясно, что результат совершенно идентичен предыдущему. Между тем за спиной у Белга уже стоял Шатвье:

— Ну-ка, посмотрим, — сказал чех.

— Пока нечего смотреть.

— Почему же нечего? Идет распечатка, не так ли? И еще одна копия у вас на столе. Необходимо немедленно поставить в известность генерала.

Он взял длинную гармошку бумаги и начал читать. Белг никак не мог этому воспрепятствовать:

— Машина печатает абсурд, и я не хотел бы отвлекать генерала такой чепухой. Вероятно, после бомбардировки что-то испортилось.

Хэй отвернулся от пульта.

— Я ввел тестовую программу сразу после налета, доктор Белг. Компьютер работал нормально.

— Да. Но теперь не работает. Введи еще раз тестовую программу, найди неисправность и сообщи нам, сколько времени потребуется на ремонт. Если окажется, что нельзя доверять компьютеру, мы вообще останемся не у дел.

Хэй взялся за работу. Шатвье закончил чтение:

— Почему это абсурд? — спросил он.

— Совершенно невозможно — вот все, что я могу сказать. Прошло слишком мало времени. Если бы у вас было инженерное образование, вы бы поняли это сами. К тому же тут нет никакого смысла, ни военного, ни политического.

— Предоставим сделать вывод генералу.

Взяв ленту в охапку, Шатвье с торжествующим видом понес ее в кабинет к генералу, словно мальчишка, старающийся наябедничать директору школы о проступке своих товарищей. Белг пришел в ярость не только из-за бессмысленной траты времени; Шатвье вполне мог сказать Мак-Найту, что Белг не хотел докладывать о результатах анализа; но пока машина не исправлена, Белгу оставалось лишь следовать за Шатвье, чтобы объяснить свое поведение. Какого черта он научил чеха читать распечатки? Впрочем, их тесно связывала общая работа, и иного пути не было. Мак-Найт поначалу с большой подозрительностью относился к обоим. Шатвье прибыл из страны с коммунистическим режимом, и он долго объяснял, что его предок был французом, и его фамилия — лишь транслитерация французского. А Белга служба безопасности перепутала с неким Иоганом Готфридом Юльгом, забытым литератором XIX века, который перевел Арджи Борджи Хан «Садхи Кур», а также «Сказки» и другие произведения русского фольклора, так что Белгу тоже пришлось испытать унижение и признать, что его имя на самом деле еврейский вариант немецкого слова, означающего «бурдюк». Под надзором Мак-Найта оба все еще подозрительнх гражданских специалиста должны были либо сотрудничать, ибо занять не слишком высоко оплачиваемые университетские осты Белг догадывался, что Шатвье такое положение вещей нравится не больше, чем ему самому, но его меньше всего интересовало, что нравится или не нравится Шатвье, черт бы его побрал.