Елена Бжания - Кенгуру и белые медведи

— Знаешь, — девушка мягко усмехнулась, — когда я первый раз попала сюда и увидела гору плакатов и транспарантов, то решила, что хозяин жилища — фанатик окружающей среды.

— Их доставили из типографии накануне, я просто не успел их завезти в офис.

— Как бы там ни было, таково моё первое внятное впечатление от этого дома и от Австралии вообще.

— Я всё ещё фанатик в твоих глазах?

— Нет, что ты! — Викина улыбка стала шире. — Кстати, как продвигается спасение дельфинов?

— Китов.

— Ах да, прости. Так как?

— Неплохо. Во всяком случае, некоторых чиновников мы растормошили.

— Молодцы. — Вика закончила выкладывать на тесто начинку — нарезанные яблоки. — Чуть не забыла: звонила Кристи. Просила передать, что ты бабник и негодяй.

— Спасибо, — проникновенно поблагодарил Дантон, не удержавшись, тем не менее, от усмешки.

— Чем ты на этот раз вызвал её праведный гнев? — полюбопытствовала Вика, стараясь, чтобы голос не звучал издевательски.

— Был любезен с официанткой, — горько вздохнул Марк.

— Насколько любезен?

— Дал хорошие чаевые, улыбнулся и сказал, что она хорошо выглядит.

— Дантон, ты самоубийца!

— Но она правда хорошо выглядела, — попытался оправдаться ихтиолог. — У неё не было при себе зеркала, и она спросила нас…

— Видимо, вчерашний вечер был весёлым.

— Смотря для кого, — кисло хмыкнул блондин, а потом уткнулся в свои ладони. — Вдобавок, выяснилось, что Кристи поедет к своей сестре на весь отпуск.

— Сочувствую тебе.

— Я тоже себе сочувствую. У нас ведь были планы… Я не увижу её целый месяц.

Вика устремила на парня внимательный, чуть ироничный взгляд.

— И что ты здесь делаешь?

— В смысле?..

— Почему ты здесь со мной, а не там с ней? — Виктория приподняла бровь.

Марка немножко растерялся. А правда, почему? Ведь примирение с Кристи ни в жизнь не было проблемой.

— Потому что… потому что я хочу попробовать пирог. Уже можно?

Вика милостиво кивнула, затем сняла полотенце с противня, разрезала пирог с ягодами и подала Марку большой кусок, а сама поставила в духовку следующую заготовку.

— У-у-у, вкуснятина, — протянул Марк с набитым ртом.

— Налить тебя чаю или молока?

— Нет. Я, пожалуй, пойду. Надеюсь, к моему приходу не всё будет съедено? М-м-м, очень вкусно. Ты, оказывается, хороший пекарь.

— Бабушка меня научила, — Вика вытерла руки о фартук.

Марк уже дожевывал свой кусок.

— Странно, — задумчиво прочавкал ихтиолог.

— Что тут странного? — не уразумела Загрызалова.

Дантон уже окончательно покончил с порцией пирога.

— Просто я часто слышу от тебя о твоей бабушке, о дедушке. А про мать и отца ты никогда не говоришь.

— А они не стоят того, чтобы говорить про них, — сказала Вика. Сказала не быстро, не медленно, не сбивчиво, не пренебрежительно. Сказала равнодушно.

Марку сделалось не по себе.

— Извини, я зря затронул тему.

— Брось, — фыркнула Загрызалова по-прежнему столь же хладнокровно. — Всё нормально. Я спокойно к этому отношусь.

— Они плохо с тобой обращались? — Зачем спросил?! Слово «деликатность» тебе знакомо?!

Неожиданно для Марка Вика ответила вопросом на вопрос:

— Марк, а почему я, по-твоему, не прикасаюсь к алкоголю?

И впрямь. Отчего сам Дантон ни разу не задавался этим вопросом? Ихтиолог ведь отродясь не встречал никого, кто был бы настроен к выпивке агрессивнее, чем Вика. Марк смутно догадался об ответе, но предпочёл промолчать.

— У меня дурная наследственность. Мои мать и отец — оба были алкоголиками. И я не хочу рисковать. — Вика опустила взгляд на свои сцепленные ладони, а потом вдруг стала истово наводить порядок на столе. — Я слышала, если несколько поколений не употребляют алкоголя, то что-то там вырабатывается и передаётся детям, в итоге у потомков выработается нечто вроде иммунитета к алкоголизму. Не знаю, правда это или нет… — Вика сгребла в кучу посуду и выгрузила всё в раковину. У девушки не тряслись руки, не дрожал голос. — Ты спросил, плохо ли они со мной обращались. Мне повезло больше, чем некоторым: меня не избивали до полусмерти, не тушили об меня сигареты. Не смотри так, среди алкоголиков подобное не редкость. Меня таскали по пьянкам-гулянкам, вечно забывали покормить, сахар я вообще видела только на праздник, и то не на каждый. Спала я в основном на полу, потому что кровать и диван были вечно заняты вырубившимися родителями и их не менее «трезвыми» дружками. Но, как я уже сказала, могло быть хуже.

И как прикажете быть в такой ситуации незадачливому ихтиологу? Если б Вика нервничала, плакала, он бы ещё знал, как себя вести. А Загрызалова сейчас являла собой образец умиротворённости, прямо-таки полный дзен.

— Мне жаль. — Это было единственное, что пришло Марку в голову.

— Мне тоже, — усмехнулась Вика, ставя вымытый стакан на полку. — К счастью, всё это закончилось, когда бабушка с дедушкой, наконец, смогли лишить мою мать родительских прав и взяли меня к себе.

— Мать? А отца?.. — Дантон, купи себе пластырь и наклеивай на рот при необходимости!

— А отец к тому времени умер. Напился, уснул на лавочке в тридцатипятиградусный мороз и замёрз насмерть. Невесело, правда?

Пластырь, определённо пластырь!

— Это ужасно, — тихо проронил Дантон, абсолютно не представляя, какую линию поведения избрать. Вика явно не нуждалась ни в утешении, ни в сочувствии, а если и нуждалась, то старательно таилась.

— С тех пор я не видела мамы. — Вика сполоснула тарелку. — Мы с ней прекрасно живём друг без друга вот уже восемнадцать лет. Вернее, я живу, за неё поручиться не могу. Не знаю, где она, что с ней. Да и не хочу знать.

— Тебе совсем не интересно? — не утерпел Марк и опять про себя помянул пластырь.

— Нисколько. Для неё на первом месте выпивка, на втором — собутыльники. Я — в лучшем случае на десятом. Она пропила всё, что сумела, включая жильё. И меня бы она тоже пропила, если б могла. — Покончив с мытьём посуды, Вика стала вытирать стол.

— Алкоголизм — болезнь, — неуверенно напомнил Марк. — Нельзя винить больных в недуге.

Загрызалова замерла и искоса метнула взгляд на ихтиолога.

— Марк, некоторые люди исцеляются и от рака, благодаря сильной воле. А моя мамочка даже не попыталась лечиться. Этим всё сказано.

— Мне жаль, — повторился Марк.

— Ничего, — девушка махнула рукой. — Не принимай такой траурный вид. Да, при родителях мне жилось несладко, но после того, как бабушка и дедушка забрали меня, у меня началось счастливое детство.

— Должно быть, твои бабушка и дедушка были очень хорошими людьми.

— Замечательными, — в голосе Вики зазвучала нежность, трогательная, непоколебимая, преданная. — На свете не было никого лучше.

— Не сомневаюсь, — тепло произнёс Марк.