Андрей Мелехов - Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ

— Это как это не попала? — возмутился Рома. — Ах ты, бл…дь, плесень подзолупная!

Последнее было сказано с таким чувством, что кое-кто из первых рядов в недоумении оглянулся. Не услышав произнесенного, они все же догадывались, что там — в руках молодых и подозрительных парней, сидевших на ящиках из-под снарядов, — знамя социализма могло и зашататься. У кое-кого из оглянувшихся даже закралась мысль, что некоторые из сидевших на «галерке» могли этим знаменем — страшно подумать! — подтереться в туалете!

— Нам предстоит подготовить и провести крупнейшую бронетанковую операцию за всю историю Африки! — наконец перешел к делу бравый генерал. — Сорок танков и сорок «БМП» должны переломить ход этой войны! Мы бросим в сражение за Мавингу все силы, все средства, всю нашу мощь!

— Вот падла! — так же громко прокомментировал Рома. — Не дали ему по Европе на танке погонять, так он до бедных африканцев до…бался!

В этот раз советник начальника мобилизационного отдела был настороже и расслышал сказанное.

— Товарищ лейтенант! — зашипел он, обернувшись и роняя слюни. — Вы что себе позволяете?! Где ваши сознательность и дисциплина?!

— Там же, старый ты хрен, где был твой матрас, когда мы в последнюю командировку в Ондживу собирались! Помнишь, полковник, как ты «опоздал» на построение? А? Обосрался, прилип и остался?

Тот покраснел как рак, но мужественно сдержал гневный порыв и промолчал, снова повернувшись к звезде сегодняшнего вечера.

— И какую это он силу собрался на Мавингу бросать? — озабоченно поинтересовался майор Витя, затесавшийся в диссидентскую толпу переводчиков. — Где это он восемьдесят исправных единиц увидел?

— А это ему Ильич во сне нашептал! Сон пьяного Гамлета в летнюю ночь! — поехидничал Гоша. — Броня крепка, и танки наши быстры!

— Попомните мое слово! — с печальной уверенностью сказал Витя. — И это наступление провалится к той матери! До Мавинги, может, и доедем. Может, и дальше заберемся! Но потом дольше и драпать придется!

— Товарищи офицеры! — вновь, полуобернувшись, зашипел мужественный специалист по мобилизации. — Прекратите пораженческие разговоры!

— Да пошел ты! — равнодушно ответил Витя. — Хочешь — стучи! Меня все равно никуда до Нового года не отправят! Кому тогда «боевой кулак» ремонтировать? Ты, что ли, будешь, знаменосец социализма?

— …Честный военный, генерал Макашов, знаковая статья в «Красной звезде»… Забить камнями клевещущих на Вооруженные Силы… Заткнуть рот желтой прессе… — неслось из президиума.

И наконец, кто-то в истерике:

— Горбачев — сволочь!!! Его надо четвертовать!!!

— Ну хватит с меня! — объявил Рома и начал подниматься.

— Ты куда?! — в панике зашептал Гоша, удерживая товарища за офицерский пояс с кобурой пистолета.

— Не дрейфь, птенец! — ответил тот, выпрямился во весь свой гигантский рост и заорал, притопывая «туфлей», сделанной по последней моде — из солдатского ботинка «антикобра» с отрезанным голенищем: — Ленин, партия, комсомол! Ленин, партия, комсомол!

ГВС сконфуженно прервал вольное изложение статьи ленинца Макашова. С одной стороны, он еще не закончил, с другой — не затыкать же рот молодым воинам-интернационалистам.

— Ладно, — пробормотал Лейтенант, присоединяясь к светловолосому арийцу, — может, тоже часы подарят!

— Пропьем! — согласился Гоша, с грохотом поднимаясь со своего ящика. — Ленин, партия, комсомол!

На ужин разошлись через пять минут.

19.03.90, из новостей радиостанции УНИТА «Черный Петух»

«…У Советского Союза есть две политики — одна для СССР и стран Восточной Европы, другая — для африканских государств. Русские не хотят прекращения войны в нашей стране. Им все равно, сколько нас погибнет и как мы будем жить, потому что мы для них — люди второго сорта. Мы же не немцы, не венгры, не поляки. Мы — всего лишь негры…»

За ужином, состоявшим из рисового супа с фасолью, плова из тех же ингредиентов (плюс тушенка) и, наконец, рисового же пудинга, к переводчикам подсел незнакомый дядька, тоже, по-видимому, прилетевший на самолете JVC. Его лицо, фигура и, самое главное, выражение глаз свидетельствовали о несомненной родовой принадлежности к клану прапорщиков.

— Несун! — коротко представился он, подсаживаясь к прохладно посмотревшим на него переводягам.

— Чего?! — не понял Рома, пытаясь прожевать кусок консервированного бычьего заднего прохода из банки с итальянской тушенкой.

— Старший прапорщик Несун! — вновь отрекомендовался тот без всяких комплексов.

— Ваша фамилия Несун?! — на всякий случай переспросил Лейтенант, не поверив своим ушам.

Гоша невольно прыснул от смеха — с таким же, скажем, успехом балерина Большого могла носить гордое имя Кривоноговой или Пышнозадой.

— Так точно! — жизнерадостно ответил тот и достал из бокового кармана полевой формы бутылку «Русской».

Юные офицеры невольно заулыбались — такой подход к знакомству им понравился.

— Собирайтесь, дети, в кучу — я вам чучу зап…здючу! — с энтузиазмом выдал очередную порцию военного фольклора ариец Роман. — Не хотите, дети, чучу — я вам чачу зап…здячу!

— Чтоб хрен стоял и деньги были! — провозгласил прапорюга, уже сорвавший кондовую жестяную пробку и разливавший разбавленный водою картофельный спирт.

Никто не возражал против такой постановки вопроса, и присутствовавшие дружно проглотили содержимое своих металлических кружек. Из-за соседнего стола на них подозрительно смотрел «мобист», которого не пригласили на генеральский ужин у местного африканского начальства. Старый бездельник расстроился: во-первых, его обидело подобное невнимание к его несомненным заслугам в нелегком деле мобилизации человеческих ресурсов Южного фронта. Во-вторых, у местного партбосса наверняка подавали южноафриканское пиво, которое регулярно выменивали у партизан на советские патроны и венгерские лекарства. Рома с вызовом уставился на столь неуважаемого им полковника и сделал оскорбительный жест: поставил воображаемого «мобиста» в середину ладони и потом «раздавил» его энергичным движением указательного пальца другой руки. Полковник сел спиной к их столу. Переводчики заржали.

— Он что, обиделся, что ему не налили? — спросил по-своему расшифровавший этот немой диалог прапорщик Несун.

— Да нет, — смеясь, ответил Гоша, — он просто козел!

— Сволочь военкоматская! — поддержал Рома, с ненавистью поглядев на сутулую спину мобиста.

— Мужики! — Несун вдруг перестал жевать и с тем выражением лица, которое порой появляется, когда вы неожиданно понимаете, что у вашего кролика слишком длинный хвост, спросил: — А чем это нас кормят?