Самуил Верников - Записки военного переводчика

Когда мои родители решили учить меня немецкому языку у Софьи Ивановны Бенке, дававшей частные уроки, то ни они, ни я, тогда третьеклассник, ни моя новая учительница не могли, конечно, предполагать, что не очень-то прилежный и непоседливый ученик станет впоследствии военным переводчиком. Не приходило и мне это в голову до самого декабря 1943 года… Однако все по порядку.

Поздней осенью 1943 года группа выпускников Ленинградского военно-медицинского училища (тогда оно находилось в Сибири) подъезжала к фронту. Среди них был и я, младший лейтенант медицинской службы.

Оформление документов много времени не заняло. И вот, распрощавшись с товарищами, еду на попутной машине в медсанбат стрелковой дивизии.

Дорога петляла между высокими деревьями. Накануне выпал снежок, подморозило. С утра десятки машин и саней, которые шли от линии фронта и к фронту, укатали дорогу до блеска. Успев за неделю пути от Вязьмы до лесов восточнее Витебска привыкнуть к адской тряске фронтовых дорог, я теперь буквально отдыхал, прислонившись к большой, накрытой брезентом бочке. Прислушивался к гулу и грохоту фронта, который все приближался.

Слева и справа все чаще появлялись свежие воронки. Иногда они были и на самой дороге. Тогда шофер искусно объезжал их, чудом не задевая идущие навстречу машины. Быстрая езда длилась около часа. Вдруг шофер резко притормозил машину и, высунувшись из кабины, крикнул мне:

— Вам сюда, в лесок направо. Там медсанбат. А мне дальше надо ехать.

Минут через десять я уже шагал между палатками медсанбата. Дежурный врач сказал, что начальника медицинской службы дивизии майора Иванова сегодня не будет и я могу идти отдыхать в приемный покой.

Приемный покой — это тоже палатка. Раненых не было. Поэтому на нарах вповалку спали приезжие. Свободным было только одно место. Рядом с широкоплечим человеком в меховом полушубке. В палатке довольно-таки прохладно, и никто не раздевался. Дежурная сестра халат надела поверх шинели.

Мой сосед читал небольшую книжку. Он с готовностью подвинулся, уступив мне место рядом с собой.

Хотя я и устал с дороги, но мне не спалось в необычной обстановке. Присел на край нар, задумался.

Из задумчивости меня вывел негромкий голос соседа.

— Вы ведь новенький у нас, младший лейтенант?

Человек этот словно почувствовал, как мне хотелось сейчас с кем-нибудь поговорить.

Обернувшись на голос, я увидел, что на меня с немолодого уже лица дружелюбно и изучающе смотрели усталые, внимательные глаза.

— Вижу, что новенький, — не дождавшись ответа, продолжал мой сосед, откладывая книгу на нары. — Расскажите, откуда приехали, о себе расскажите. Мне интересно, и вам все не в молчанку играть.

Как-то сразу же я поддался душевной теплоте, которой повеяло от этого незнакомого мне человека.

Но что я мог о себе рассказать? Разве вот что:

…18 июня 1941 года окончил десятилетку на Украине, в Николаеве. На рассвете шли с выпускного вечера по тенистым улицам города к широкому Южному Бугу, Мечтали о будущем. И никто не знал, что через четыре дня война.

Двадцатого июня я уехал в Москву — поступать в институт. Утром двадцать второго приехал в столицу. День был воскресный. Пошли с Надей Исаковой (приехали вместе из Николаева) в театр Вахтангова, смотрели пьесу о Кутузове. Вышли из театра. И тут только узнали: война! Пошел в институт иностранных языков. А там еще, видно, не разобрались в новой обстановке. «Через несколько дней зайдите», — говорят.

Ну, мы и вернулись в Николаев. В августе фронт подошел к моему родному городу. Эвакуация. Осенью вместе с родными приехал в Омск. Тяжело заболел. Тифом. Проболел до весны. В апреле сорок второго пошел в военкомат. Военком взял мое заявление, прочел, повертел в руках. Говорит: «Рано вам еще. Призыв через несколько месяцев». Заявление у себя оставил. А четвертого мая меня вызвали в военкомат и в училище отправили, в медицинское…

— Вот и все, — закончил я свой короткий рассказ.

Видимо, мой собеседник был умелым слушателем, цепко замечающим то, что его интересовало. Он меня спросил:

— А на какой факультет в иняз поступать собирались?

— Немецкого языка. Ведь я его до этого восемь лет изучал.

— Восемь? — переспросил собеседник. — Но ведь в школе только с пятого класса изучают немецкий…

Пришлось мне рассказать об уроках с Софьей Ивановной.

— Читаете, конечно, свободно? А как переводите, как говорите? — спросил сосед.

— Читать читаю, а насчет перевода и разговора, право, не знаю. С лета сорок первого практики никакой не было, почти ничего не читал даже.

— А напрасно, — заметил мой собеседник. — Времени у меня мало, и язык я, наверное, не в пример вам хуже знаю, а вот читаю.

И он раскрыл книжку. Это был «Фауст» Гете.

— Да, молодой человек, — продолжал он. — Хоть мы сейчас и воюем с гитлеровской Германией, но считаю, что правильнее и лучше о человеческом долге, чем Гете — этот великий сын немецкого народа, — мало кто сказал.

И он медленно прочел по-русски знаменитые строки:

— Эти слова может и должен взять себе на вооружение каждый человек, — твердо и убежденно говорил мой собеседник. И, сменив тон, как-то сразу по-деловому заговорил:

— После войны у нас обязательно систему изучения иностранных языков изменить нужно будет. А то что выходит? Пять лет в школе учит иностранный язык школьник, потом еще пять — студент в институте. А толку никакого. Двух слов связать не может. У нас в дивизии лишь двое с грехом пополам немецкий знают. А язык — это, брат, оружие, и еще какое! Так что в этом деле порядок нужно будет навести.

И опять неуловимо изменившись — и в голосе, и внешне, — он улыбнулся и сказал:

— Заболтались мы. Пора и честь знать. Вон все спят. Даже сестра носом клюет. А нам — сам бог велел, — хитро подмигнул сосед. — Ну, спокойной ночи на новом месте.

Через минуту послышалось его ровное, спокойное дыхание. Спит.

Проснувшись утром, я обнаружил, что, кроме меня и сестры, в палатке никого не было. Исчез и мой ночной собеседник.

Не успел я как следует осмотреться, как в палатку просунулось лицо, круглое, румяное. Ярко выделялись иссиня-черные усы. Из-под них прозвучало:

— Вчера приехали? Это с вами Розгонюк разговаривал?

— Приехал вчера. А кто такой Розгонюк — не знаю.

Медсестра в углу фыркнула:

— Так это же с вами вчера разговаривал полковник Розгонюк, начальник политотдела. Он к нам приезжал награды вручать. Заночевал. А сейчас Дмитрий Васильевич с врачами беседует.