Андрей Мелехов - Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ

— Смотри ты, как тюлень! — одобрил Голубоглазый, с уважением разглядывая эфиопянку. — Молодец девка! Люблю тех, что еще и покуражиться могут!

— Хотя и с первой частью у нее все в порядке! — откликнулся Комсомолец, облизывая по-женски красные губы и обворачивая простынь вокруг уже ясно наметившегося брюшка. — Любит это дело и умеет!

Жополицый недоверчиво осмотрел Лейтенанта и, не сказав ни слова, уселся за стол. Взяв с удивительной красоты чеканного золотого блюда огромную птичью ногу (как впоследствии оказалось, журавлиную), он стал увлеченно поедать ее, шумно пыхтя и обсасывая кости.

Голубоглазый брезгливо покосился в его сторону, знаком приказал смуглой фракийке прекратить массаж и, встав, направился к изящному египетскому столику, на котором стоял запотевший кувшин. Тело Голубоглазого было стройным, худым и мускулистым. Он налил холодный напиток в кубок и обратился к Лейтенанту:

— Ну-ка, доблестный Ретиарий, хлебните холодного пива!

— И сходи попарься! — подсказал, подмигивая, Комсомолец.

Пиво оказалось густым, ароматным и крепким. С удовольствием осушив кубок, наш герой последовал совету и вошел в комнату, наполненную почти непроницаемыми облаками ароматного пара. Едва Лейтенант присел на теплый мрамор скамьи, дверь скрипнула опять, и он понял, что к нему кто-то присоединился. Как скоро выяснилось, «кем-то» оказалась смуглая фракийка. Он смог узнать ее лишь в тот момент, когда по-детски полное лицо оказалось совсем рядом. Встав перед ним, девушка улыбнулась и, по-прежнему не говоря ни слова, прижала его голову к по-девичьи небольшим и упругим грудям. Тут же вспомнив о Тане и ее теле, наш герой вздохнул. Подумав в свое оправдание, что это, во-первых, всего лишь кошмар, а во-вторых — что нельзя обижать юную фракийку отказом, он притянул к себе ее влажные бедра.

Когда спустя некоторое время он присоединился к Голубоглазому и его свите, те с удовлетворением переглянулись.

— Молодец парень! Мы тут вас слушали и завидовали! — одобрил мужской подвиг гладиатора красногубый приятель начальника гвардии. — На, хлебни еще пивка да заешь куриными пупками в меду!

Голубоглазый хлопнул в ладоши и приказал щебетавшим о чем-то гетерам:

— Девочки, а ну-ка, дайте мужчинам поговорить! Но далеко не уходите! Вы нам еще понадобитесь!

Девушки послушно поднялись с похожих на современные пляжные шезлонги диванчиков и удалились в комнату за бассейном. Фракийка на прощание одарила Лейтенанта уже не вызывающе чувственной, а нежной улыбкой. Эфиопянка подмигнула, закинув руки за голову и показав кучерявые подмышки. Лейтенант вновь испытал могучую эрекцию и покраснел от своего бессилия перед чарами римских искусительниц.

— Давайте, давайте, — строго прикрикнул Голубоглазый, — успеете еще намиловаться!

— А черненькая хороша! — расслабленно пробормотал Комсомолец, поглядывая вслед призывно колыхающимся бедрам эфиопянки и почесывая гладко выбритый подбородок.

— Делу время, потехе час! — холодно прервал префект преторианцев помощника, не могущего унять либидо. — Прыгни в бассейн, охладись!

Жополицый толстяк оторвался от обглоданной журавлиной ноги и сипло засмеялся. Комсомолец с ненавистью посмотрел на него и забормотал в свое оправдание:

— Да у меня от него наоборот — еще крепче…

— Хватит! — прошипел Голубоглазый.

Тот немедленно осекся и с виноватым лицом принялся подливать всем из золотого кувшина.

— Хорошее пиво! Нам его старый раб-египтянин варит! Густовато, конечно… — затараторил он, со страхом поглядывая на начальника.

— Да как по мне, «Жигулевское» получше будет! А вобла у них здесь имеется? — машинально спросил Лейтенант и замолчал, увидев выражения лиц собеседников. Комсомолец от неожиданности открыл рот и попеременно переводил взгляд то на Голубоглазого, то на не знающего, что теперь делать, Ретиария. Жополицый поперхнулся и зашелся в длинном приступе кашля. Красный цвет одутловатого лица стремительно превращался в синий. Голубоглазый невозмутимо подошел к нему и хлопнул по жирной спине своей мощной сухой ладонью. Из открытой пасти вылетел кусок жира, и Жополицый с облегчением вдохнул воздух.

— Что ж, — резюмировал Голубоглазый и улыбнулся одними тонкими губами, — нашего полку прибыло! Ну здравствуйте, товарищ!

«Красная звезда», 27 февраля 1990 года

«Пожалуй, ни один митинг сегодня не обходится без того, чтобы не взбирались на трибуну напористые горлопаны, не поливали грязью наши социалистические идеалы. Хуже того, порой это делают коммунисты, занимающие высокие посты. Поверьте, стыдно смотреть на их заискивания перед „заведенной“ толпой… На марксистско-ленинское учение сегодня пытаются взвалить ответственность за все наши беды…»

— И куда только нашего брата-скифа не забрасывало! — продолжал Голубоглазый, разглядывая Лейтенанта без всякого приличествующего такому случаю удивления. Как будто встреча с соотечественником в древнеримской бане была для него таким же обычным делом, как метро за пять копеек или бесплатное здравоохранение.

— Что ж, молодой человек, расскажите о себе! Как вас в гладиаторы занесло! Сами-то из Москвы? А? По говору слышу! А я вот из Питера!

Хлебнув египетского портера, Ретиарий крякнул, закусил паштетом из павлина и изложил внимательно слушавшему Голубоглазому краткую версию своей, прямо скажем, не очень длинной биографии. Узнав о том, что в свои восемнадцать Лейтенант уже умудрился получить офицерское звание, префект в первый раз за все время рассказа выразил удивление:

— Это ж надо! Я и не слышал, что у нас такое возможно! А комсомол еще жалуется: «Партия, дай порулить!». Гайдар, мол, полком в шестнадцать командовал! Вот, полюбуйтесь: парню восемнадцать, а он уже центурию в бой водит! И как водит!

— Вы совершенно правы, товарищ подполковник! — с видимым удовольствием поддакнул Комсомолец. — Зря наши шумят! Время сейчас такое, что юный помощник партии с активной жизненной позицией чего угодно добиться может!

Лейтенант понял, что чутье его не подвело — красногубый действительно оказался освобожденным комсомольским работником. Впрочем, в отношении Голубоглазого у него тоже появилась догадка.

— А вы в каком округе служите, товарищ подполковник? — решил он подтвердить свои предположения.

— В Лубянском! — с усмешкой ответил Голубоглазый, оценив деликатность юноши.

Примерно так — чтобы ненароком не обидеть — интеллигентные люди в СССР выясняли принадлежность собеседника к определенной национальности. В таких случаях в ход шли комментарии вроде «Какие красивые туфли! У вас родственники за границей?» или — попроще — «Вы что больше предпочитаете: Ницше или фаршированную рыбу?».