Нил Шустерман - Мир обретённый

— Если Милос здесь, а с ним и ещё дети, спасшиеся с поезда, — сказала Мэри, — мы найдём их и вернём обратно в ясли.

И опять Джикс смотрел на неё, ничем не выдавая своих чувств и никак не реагируя. Тогда Мэри добавила:

— Я надеюсь, что вы окажете мне всемерное содействие.

Джикс ответил не сразу. Он хорошенько подумал, затем проговорил:

— Я считаю, тебе лучше отправиться со мной в Город Душ.

— У меня нет намерения идти куда-то на край света, — возразила Мэри, — когда здесь дел по горло.

Джикс кивнул.

— Может быть, мне подвернётся возможность тебя переубедить.

Несмотря на своё желание отказаться, и как можно решительнее, Мэри принялась обдумывать его предложение. В Чикаго, когда она пришла к тамошнему диктатору, он заковал её в кандалы и страшно унизил. Конечно, Мэри всё равно в конце концов удалось возвыситься и совершить переворот. Но, по-видимому, этот майянский король — куда более грозный соперник, чем жалкий Мопси Капоне.

— Мне кажется, тебе стоит отправиться в Город Душ, — поддержала своего друга Джил.

Мэри удивилась. У Джил никогда не было своего мнения, кроме тех случаев, когда дело касалось непосредственно её самой. Но тут Мэри сообразила: Джикс. Вот, в чём причина. Джил явно влюблена в него. Мэри улыбнулась и снисходительно погладила её по руке:

— Идите вы вдвоём. Вы ведь можете передвигаться с помощью скинджекинга, значит, доберётесь очень быстро. И передайте моё почтение и мои сожаления вашему королю.

— Я не могу вернуться без тебя, — сказал Джикс просто. — И знаю, что тебя невозможно принудить. Поэтому ты пойдёшь с нами по доброй воле.

— Ничего подобного вы от меня не дождётесь! — с негодованием заявила Мэри.

На том разговор и закончился.

Джикс оторвал заигравшихся послесветов от гольфа и собрал их вокруг троицы командиров.

— Мэри хочет поговорить с вами, — объявил он и замолчал, но тут же добавил — только ради того, чтобы все почувствовали, кто, собственно, командует парадом: — Наши планы остаются прежними.

Мэри не удостоила его комментарием и начала свою речь. Она обращалась ко всем и к каждому из послесветов, заглядывала им глубоко в глаза и улыбалась, непрестанно улыбалась, чтобы они поняли: она желает им только добра и стоит на страже их интересов. Иногда для убеждения требуются особые усилия, ибо мало кто из послесветов знает, в чём заключаются его собственные интересы.

— Кто-то из вас, — говорила Мэри, — потерялся в Междумире уже давно, другие — совсем недавно. Так вот, я здесь для того чтобы сказать вам: неважно, как давно вы потерялись, важно, что все вы теперь обретены — и я обещаю, что ваша смерть будет радостной и беспечной, начиная с нынешнего дня и до скончания времён. Вот для чего я здесь. Если божественное Провидение посчитало нужным разбудить нас до времени, значит, на то есть веская причина. И мы вместе выясним, что это за причина!

И тут, словно по воле того же Провидения, произошло нечто неожиданное: к ним стали прибывать другие послесветы! Вид у пришельцев был слегка загнанный, словно им пришлось долго бежать; если бы были живыми людьми, они бы потели и отдувались.

— Мэри? — воскликнул один из них. — Это Мэри! Смотрите! Смотрите! Это Мэри!

Новоприбывшие стали продираться между остальными послесветами и, добравшись до Мэри, кинулись к ней с объятиями, едва не сбив с ног. Она узнала их лица — это были её дети! Или, во всяком случае, то, что от них осталось. Всего несколько десятков. Некоторые принялись взахлёб рассказывать о покрытом щупальцами монстре, который прогнал их с детской площадки, но Мэри не придала их россказням никакого значения. Она хорошо изучила законы Междумира, а один из них заключался в том, что любая история вырастала в нечто совершенно невообразимое.

Если другие послесветы ещё не были убеждены, то с прибытием её старых подопечных вопрос решился. Любовь и почитание, которое выказали ей новоприбывшие, говорили в её пользу лучше любых её речей. Поэтому и Кошмарики тоже стали смотреть на Мэри как на посланницу Провидения.

— Всё хорошо, — сказала Мэри. — Всё хорошо.

И отныне будет ещё лучше.

— Надо убираться отсюда, — сказала Джил Джиксу, уведя его за миниатюрный Тадж-Махал, чтобы Мэри не могла их услышать. — Нам же необязательно идти в Город Душ. Мы можем отправиться куда угодно.

— Нет, — отрезал Джикс, и она взвилась.

— Да на кой оно кому сдалось — твоё дурацкое задание! Ты провалился. Всё кончено. Признай же это!

Джикс посмотрел на неё долгим взглядом. Затем протянул руку к её лицу, и хотя он ожидал, что рассерженная Джил отстранится, та закрыла глаза и замурлыкала.

— Пожалуйста, — произнесла она, использовав «волшебное слово», которого, как она утверждала, не было в её словарном запасе. — Пожалуйста, давай уйдём. Только ты и я. Я даже могу заняться фурджекингом, если ты захочешь.

Джикс должен был признать — это выглядело заманчиво. Но он не мог уйти сейчас. Ему надо было узнать, как повернётся всё дело.

— Может быть, скоро мы и уйдём. Но не сегодня.

Вот теперь Джил отпрянула, снова запылав злостью, что было для неё куда более привычно, чем мурлыканье.

— Почему не сегодня?!

— Потому что Мэри вполне может оказаться права. Gran Despetar, Великое Пробуждение — случай из ряда вон. Что дало ему толчок?

— Да нам-то какое до этого дело?

— А такое, что это может подтолкнуть её последовать за нами в Город Душ. Я всё ещё не теряю надежды, что она согласится.

Джил горько рассмеялась.

— Не знаешь ты Мэри!

— Не знаю, — подтвердил Джикс. — Но я знаю, что есть одна вещь, более притягательная, чем власть. Это... ещё бóльшая власть.

А в нескольких милях от них Милос метался по мёртвому банку и пинал всё, что попадалось под ногу: конторки, кассы, столы... Сломать он, конечно, ничего не мог, но всё равно пинал. Как он желал, чтобы хоть что-нибудь разлетелось в куски! Ему бы тогда сразу полегчало на душе.

На полу перед закрытой дверью хранилища сидел Лосяра. Он не переставая плакал с того самого момента, когда узнал о трагической кончине Хомяка.

— Он этого не жашлуживал! — выл Лосяра. — Он нитшего плохого не делал! Он делал только то, што ты ему прикажывал.

— Ну что ты разнюнился, рёва козлова! Это случилось, и всё, ничего теперь не вернёшь.

— «Рёва-корова»! — завопил Лосяра. — Это называется «рёва-корова»! Вечно у тебя всё не так!

Милос наподдал подвернувшемуся под ногу стулу, тот полетел в Лосяру, но Лосяра не уклонился, и стул не сломался... Что за проклятье!

— Сохрани свою злость для Майки! — рявкнул Милос. — Это он подговорил шрамодуха загасить Хомяка!

При упоминании имени Майки Лосяра сжал кулаки, и его свечение стало багровым от злости.