Кэтрин Фишер - Сапфик

— Должно пройти время, Джаред же тебе говорил! — раздражённо воскликнула она. — Финн, ты можешь хотя бы на минуту перестать думать только о себе?! Джаред пропал, бог весть, где он. Кейро…

— Не говори мне о Кейро! — Он обернулся, и мертвенная белизна его лица испугала Клодию. Она притихла, внутренне кипя и зная, что коснулась обнажённой раны.

— Я не перестаю думать о Кейро, — чуть тише сказал Финн. — Я не перестаю жалеть о том, что оказался здесь.

— Значит, ты предпочитаешь Тюрьму? — ядовито рассмеялась Клодия.

— Я предал его. И Аттию. Ах, если бы я мог вернуться…

Она повернулась к столу, схватила бокал и начала пить. Пальцы, сжимающие тонкую ножку, дрожали. За её спиной трещали в огне камина дрова и пласти-угли.

— Будь осторожнее со своими желаниями, Финн. Они могут и сбыться.

Он прислонился к камину, уставив глаза в пол. Из-за его плеча выглядывали резные фигуры, глаз чёрного лебедя посверкивал, как бриллиант.

Некоторое время в жарко натопленной комнате было тихо. Плясали языки пламени, бросая отблески на мебель, играя в стекле бокалов искорками, похожими на звёзды.

Снаружи, из коридора, раздавались голоса. На крыше слуги с грохотом перекатывали пушечные ядра. Клодия прислушалась к звукам пирушки, доносившимся из королевского лагеря.

Внезапно ощутив острую потребность в свежем воздухе, Клодия подошла к окну и распахнула створки.

Было темно, Луна висела низко, над самым горизонтом.

Клодия вгляделась в склоны холмов, густо усаженные деревьями, и задумалась о том, сколько пушек прячет там королева. Охваченная внезапным страхом, сказала:

— Ты скучаешь по Кейро, а я скучаю по отцу. — Почувствовав спиной, как Финн дёрнулся, добавила: — Нет, я не считаю, что это правильно, и всё-таки… Наверное, его влияние на меня сильнее, чем я думала.

Он не ответил.

Клодия захлопнула оконные створки и направилась к двери.

— Постарайся что-нибудь съесть, иначе Ральф очень огорчится. Я возвращаюсь наверх.

Финн не пошевелился. Они весь день перебирали в кабинете бумаги и схемы, но озарение так и не снизошло. Всё это безнадёжно, потому что они понятия не имели, что ищут. Но он не мог сказать это Клодии.

Она остановилась у двери.

— Выслушай меня, Финн. Если мы не справимся с Порталом, и ты выйдешь к врагу, как герой, королева всё равно разрушит дом. Теперь она удовлетворится, только продемонстрировав силу. Существует тайный проход за пределы замка, вход в него под конюшнями. Его однажды нашёл Джоб и показал мне и Джареду. Очень старый тоннель, ещё до-Эрный, он идёт подо рвом. Запомни это. Я должна быть уверена, что ты им воспользуешься, если они ворвутся сюда. Ты — король. Ты лучше всех нас знаешь Инкарцерон. Ты слишком ценен. Мы, все остальные — нет.

Финн долго не находил в себе сил для ответа. А когда повернулся, Клодия уже ушла.

Дверь тихо щёлкнув, закрылась.

Он вперил невидящий взор в деревянные доски.

Звёзды.

Джаред спал под ними, неловко свернувшись калачиком на шуршащей листве.

А с зубчатых стен Поместья на них пристально смотрел Финн, размышляя о том, что как бы ни были огромны расстояния между галактиками и туманностями, люди часто ещё дальше друг от друга.

Сидя в кабинете отца, Клодия наблюдала за мельтешащими на экране искорками и тоже видела в них звёзды.

О них грезила во сне Аттия, неудобно скорчившись на жёстком стуле в Тюрьме. Рикс тем временем самозабвенно набивал заново потайные карманы монетами, стеклянными дисками, платочками.

Яркой одинокой звёздочкой поблёскивала монетка, которую Кейро вертел между пальцами.

По всему Инкарцерону, по его тоннелям и коридорам, в его клетках и над его морями начали закрываться Очи. Одно за другим они гасли, постепенно погружая во мрак галереи, где люди выбирались из своих хижин, чтобы увидеть это; города, где служители мрачных и таинственных культов взывали к Сапфику; отдалённые залы, где столетиями блуждали кочевники, где сумасшедший Узник ржавой лопатой бесконечно рыл себе путь на свободу. Очи выключались везде: на потолках, в затянутых паутиной углах клеток, в логовах Лордов Крыла, под соломенными крышами домов. Инкарцерон отворачивал пристальный взгляд, и впервые с момента своего пробуждения Тюрьма игнорировала Узников, замкнувшись в себе, закрывая пустые отсеки, накапливая немыслимую силу.

Аттия пошевелилась во сне и пробудилась. Что-то изменилось, потревожив её, но она не сразу поняла, что. В зале царила темнота, огонь в камине почти погас. Кейро чутко спал, устроившись в кресле и перекинув ногу через подлокотник. Рикс о чем-то размышлял, не спуская с Аттии глаз.

Она осторожно нащупала Перчатку и коснулась её успокоительно шуршащих чешуек.

— Как жалко, что не ты загадала ту загадку, Аттия, — сказал Рикс шёпотом. — Я бы предпочёл иметь дело с тобой.

Он не спросил, в целости ли Перчатка, и Аттия знала, почему. Тюрьма услышит.

Потерев затёкшую шею, она ответила так же тихо:

— Что ты задумал, Рикс?

— Задумал? — Фокусник усмехнулся. — Я задумал величайшую из иллюзий. Какая это будет сенсация, Аттия! Люди будут рассказывать о ней внукам.

— Если к тому моменту ещё останутся люди. — Кейро открыл глаза. Он внимательно прислушивался, но вовсе не к словам Рикса. — Слышите?

Мерный ритм тюремного сердцебиения изменился.

Он стал быстрее, сдвоенное буханье звучало громче. Зазвенел хрусталь в люстре, и даже стул, на котором сидела Аттия, сотрясала лёгкая дрожь.

А затем, так громко, что Аттия подскочила, зазвенел колокольчик.

Высокий и пронзительный звук разрезал темноту; Аттия, скривившись, зажала руками уши. Раз, два, три, считала она звонки. Четыре. Пять. Шесть.

Когда отзвучал последний, серебристо-чистый, почти болезненный звонок, дверь открылась и вошёл Смотритель. Его тёмный сюртук был схвачен ремнём, за поясом торчали два ружья. В руке меч, в глазах — серые осколки льда.

— Поднимайтесь, — скомандовал он.

— А где твоя охрана? — Кейро лениво поднялся.

— Никакой охраны. Только я могу войти в Сердце Тюрьмы. Вы будете первыми — и последними — из его созданий, кто увидит Инкарцерон воочию.

Аттия почувствовала, как Рикс сжимает ей руку.

— Невыразимая честь, — пробормотал фокусник, кланяясь.

Поняв, что он рассчитывает получить Перчатку прямо сейчас, она сделала шаг в сторону, ближе к Смотрителю. Она сама сделает выбор, только она и никто другой.