Клиффорд Саймак - Зарубежная фантастика

Однако история — это нечто такое, чему нельзя доверять. Она могла быть неправильно изложена или неправильно кем-то переписана, или же исправлена человеком, заинтересованном в этом, или же, в конце концов, неверно интерпретирована. Правду так трудно сохранить, а мифам и выдумкам так легка придать видимость правды, чтобы они казались более истинными, чем сама правда. Ева знала, что половина биографии Саттона была легендой, однако в ней были моменты, которые должны быть правдой.

Кто-то должен был написать книгу и это должен был быть Саттон, поскольку никто другой не мог расшифровать язык, на котором написаны его заметки. И снова книги несли в себе такую искренность, которая была присуща именно Саттону.

Саттон умер, но не на Земле и даже не в Солнечной Системе, когда ему еще не было и пятидесяти. Он умер на планете, вращающейся вокруг какой-то отдаленной звезды. Одновременно он был жив в течение еще многих и многих лет. Это была та правда, которую нельзя было исказить. Это была та правда, которая останется правдой до тех пор, пока не будет доказано обратное. И все же психометр остановился.

Ева встала со стула, прошлась по комнате, подошла к окну, которое открыло вид на ухоженную человеческими руками поверхность Ориона А. Светлячки усеяли кусты, сверкая холодным непостоянным светом. Поздняя луна выходила из-за облака, похожего на горную гряду.

— Так много усилий, — подумала она, — сколько лет усилий, планов. Андроиды, у которых не было знака на лбу и которые выглядели точным подобием человека, и другие андроиды, у которых были знаки на лбу, но которые уже не были андроидами, созданными в лабораториях восьмидесятого столетия. Тщательно разработанные и законспирированные сета шпионажа в ожидании того часа, когда Саттон вернется домой. Годы уходили на разгадывание прошлого, его надписей, в попытках определить, где правда, где полуправда, а где самая настоящая ложь.

Годы ожидания и спешки, устранения ударов службы контрразведки ревизионистов. Годы, когда была проведена основная подготовка к тому дню, который станет днем действия. И всегда нужно было быть очень осторожными… очень осторожными, поскольку восьмидесятый век не должен знать об этом, не должен даже догадываться.

Но был ряд моментов, которые были упущены из виду. Кто-то подал ему мысль, что Саттон должен быть убит.

Два человека ожидали их на астероиде.

Но эти факторы не могли быть причиной того, что произошло. Было еще что-то. Но что?

Она стояла у окна, глядя на восходящую луну, ее брови сдвинулись, и на лбу образовались морщины. Она слишком устала и не могла ничего придумать. Ни одной мысли не приходило ей в голову, кроме мысли о поражении. Поражение все объясняет. Саттон мертв, и это означает поражение, полное и безоговорочное. Победа официальных сил, которые вели себя нерешительно и в то же время недоброжелательно. Слишком нерешительно, чтобы принять участие в борьбе. Это те официальные институты, которые стремились сохранить статус-кво и были готовы стереть с лица Земли столетия мысли, чтобы продолжать надежно удерживать власть над Галактикой.

Это поражение, понимала она, будет еще хуже, чем от ревизионистов, поскольку при победе ревизионистов все равно была бы книга, было бы учение о человеке и о Судьбе. И это было бы лучше, чем никакого учения о судьбе.

За ее спиной мягко прозвучал вызов видеофона, и она, быстро повернувшись, поспешила в другой конец комнаты. Робот сказал:

— Звонил мистер Саттон. Он интересовался в отношении Висконсина.

— Висконсина?

— Это старинное название, — объяснил робот. — Он направился в город под названием Бриджпорт в штате Висконсин, о котором спрашивал.

— Это могло означать, что он направился туда?

— Да, можно было понять это так, — ответил робот.

Ева быстро спросила:

— Скажи мне, где находится Бриджпорт?

— На расстоянии очень многих тысяч миль от вас и не менее четырех тысяч лет назад.

У нее дыхание перехватило.

— Во времени? — спросила она.

— Да, мисс, во времени.

— Скажи мне точнее, — потребовала Ева.

Робот с сомнением покачал головой.

— Я не знаю. Я не смог этого понять. Его разум был очень возбужден. Он только что пережил сильное потрясение.

— В таком случае, ты не можешь ничего утверждать с уверенностью.

— Я бы на вашем месте не беспокоился. Он произвел на меня впечатление человека, который знает, что делает. С ним все будет в порядке, — успокоил ее робот.

— Ты в этом уверен?

— Я уверен в этом, — подтвердил он.

Ева выключила экран и опять подошла к окну.

— Аш, — подумала она, — Аш, любовь моя. Тебе просто необходимо сделать так, чтобы все было в порядке. Ты должен знать, что делаешь. Ты должен вернуться к нам, ты должен написать книгу…

Не только для меня одной, поскольку я не в большей степени, чем все остальные, могу претендовать на тебя. Но ты нужен Галактике, и, возможно, настанет день, когда ты будешь нужен Вселенной. Маленькие мятущиеся жизни ожидают твоих слов — надежды, той уверенности в себе и достоинства, которые они дают. И больше всего достоинства. Что самое главное? Жизнь. И только она что-то значит. Жизнь — это указание на еще большее равенство и братство, чем что-либо иное, созданное человеческим разумом практически и теоретически за все время его существования.

— А что касается меня, — подумала она, — у меня нет никаких прав думать так, как я думаю, чувствовать то, что я чувствую. Но я ничего не могу поделать с этим, Аш.

— Возможно, когда-нибудь настанет такой день, — сказал он, — настанет такой день.

Она стояла выпрямившись, в одиночестве, и слезы текли по ее лицу. Но она даже не подняла руку, чтобы вытереть их.

— Эта мечта, — сказала она, мечта, у которой нет надежды на осуществление, которая обречена еще до того, как она разбита. И это хуже всего.

Сухая веточка треснула под ногой Саттона, и человек с ключом медленно обернулся. Мягкая улыбка мгновенно появилась на его губах и распространилась по всему лицу. Около глаз появились морщинки, скрывающие блестевшее в глазах удивление.

— Добрый день, — сказал Саттон.

А Джон К.Саттон все еще был так далеко, что выглядел крошечной точкой, поднимающейся на холм. Солнце миновало зенит и спускалось к западу. Внизу долины реки паслись коровы, — был слышен чавкающий звук их ходьбы.

Человек протянул руку.

— Мистер Саттон, не так ли? — спросил он. — Тот мистер Саттон, который живет в восьмидесятом веке?

— Бросьте ключ, — резко сказал Саттон.

Человек сделал вид, что не услышал.

— Меня зовут Дин, — представился он. — Арнольд Дин, я из восемьдесят четвертого века.

— Брось ключ, — приказал Саттон, и Дин бросил его. А Саттон пинком отшвырнул его подальше.