Геннадий Прашкевич - Помочь можно живым

Тут пациент обычно начинает все сначала, и так продолжается уже целых полгода, с того самого момента, когда он, захваченный внезапной догадкой, расколотил свою шкатулку по щепам и обнаружил в крышке маленькую свернутую бумажку с надписью, состоящей из одного коротенького слова: “весна”…

Директор института профессор Сомов пришел не один. Его привел Юрий Сергеевич — заведующий лабораторией биофизики, той самой, где работал Хадотов, и в которой он достиг, наконец, результата. Завлаб, представляя директору Хадотова, держался с достоинством, будто это он сам, а не его коллега, добился того, о чем лет десять назад можно было лишь мечтать. Вообще-то он имел на это право. Без его поддержки Хадотов вряд ли бы довел свои опыты до конца.

— Поздравляю. Рад за вас, — директор пожал руку Хадотову.

— Спасибо, — поблагодарил Эрэл.

Сомов оглядел забитую приборами лабораторию, диковинные растения, опустился на стул.

— Травой пахнет… Свежескошенной, — с легким удивлением произнес он.

— Это тоже результат наших экспериментов, — с улыбкой пояснил Юрий Сергеевич.

Отвечая на вопросительный взгляд директора, Эрэл кивнул:

— Верно.

— Как вы знаете, я зоолог, — развел руками Сомов. — Хотелось бы услышать от вас…

Хадотов широко улыбнулся:

— О нашей работе?.. Не только услышите, но и увидите!

— Я внимательно ознакомился с отчетами, — сказал директор. — Суть вашей работы мне ясна — биотоки. Вы работали над расшифровкой биотоков растений. Насколько я понимаю, вам удалось зафиксировать те, которые отвечают за физиологические процессы.

— Да, — Хадотов не без гордости добавил: — Мы не только зафиксировали их, мы их записали, научились усиливать, и таким образом ускорять физиологические процессы.

Директор разглядывал. молодого ученого. Высок, худощав. Лицо скуластое, умные глаза. Сомов шутливо подмигнул:

— Уж и усилить, уж и ускорить… Продемонстрируете?

— Конечно! — торопливо заверил завлаб. — Эрэл Иванович, что ж это мы?

Хадотов тоже заторопился. Он решил продемонстрировать результаты своего труда на ускоренном росте ели. Не только потому, что биотоки ели были записаны особенно точно, но еще и потому, что он всегда любил это дерево.

Как и любой якут, Хадотов знал тайгу и охоту. Он любил тайгу и охоту, и чувство это было неизменно в нем. Однако долгая якутская зима все же однообразна. Глаза тоскуют по зелени. Поэтому любое свидание с живой и даже веселой елью доставляло Хадотову ни с чем не сравнимую радость. Он уподоблял ель женщине-богатырше из народных сказок. Никакие испытания, никакие тяготы не могли сломить ее стремления к счастью. Своей красотой, самим своим существованием ель украшала жизнь “Среднего мира” — всего сущего на Земле. И еще, несмотря на суровость родного края, несмотря на адские морозы, обжигающие родимый край, ель всегда ассоциировалась в представлении молодого ученого с живыми людьми.

— Давайте вырастим ель, — словно продолжая свои размышления, сказал Эрэл.

Директор института поднялся, проговорил с легким сомнением в голосе:

— Конечно, накануне Нового года это самое подходящее, но сколько же времени понадобится! У меня через час совещание…

Хадотов порывисто шагнул к лабораторному столу, вынул пинцетом семечко ели, хранившееся в бутылочке из темного стекла, произнес уверенно:

— Минут двадцать — двадцать пять!

— Прекрасно… — недоверчиво протянул Сомов.

— Да-да… Результаты поразительные, — подтвердил завлаб, наблюдая за действиями Хадотова. Увидев, что тот поместил семечко между платиновыми электродами так, что оно их не задевало, предложил: — Может, сдвинуть электроды?

Хадотов, не оборачиваясь, пояснил:

— Биотоки передаются по индукции. Запись воспроизводится, и сигнал поступает на электроды. Питательный раствор дает деревцу все необходимое для роста…

Эрэл объяснял директору и завлабу принцип записи, принцип действия прибора, а сам удивлялся — как он мог забыть, что, вот-вот наступит Новый год! Заботы, хлопоты… Каждый раз, наряжая вместе с детьми елку, он вспоминал свое детство… Вспоминал, как вместе с бабушкой приходили на опушку леса, к одинокой березе. Делали они это, когда с озера сходил лед. Именно в это время — весной — якуты отмечали конец старого и начало нового года. Бабушка Эрэла была старая, мудрая, но при этом по-стариковски наивная. И он — мальчишка! — посмеивался над ней. А она не только знала обычаи своих предков, но и соблюдала их. Верила, что старый год кончается с окончанием зимы. Трудным временем была для якутов эта зима — длинная, восьмимесячная, холодная и голодная. Многие не доживали до весеннего солнца. Поэтому-то и говорили те, кто видел зеленеющую траву, — новый год наступил.

Эрэл был неразлучен с бабушкой, а она охотно брала его с собой, когда шла вешать салама. Это лишь сказать просто — вешать салама. На самом же деле к этому событию они с бабушкой готовились заранее. Бабушка делала кумыс, из конских волос свивала пеструю веревочку-ситии. Вместе с внуком вырезала из бересты фигурки коров, шила игрушечные томторуки для телят, из разноцветных лоскутков материи связывала длинные ленты и все это нанизывала на ситии. Иногда, чтобы украшения салама были богаче, приходилось жертвовать несколькими клювами гусей или торпанов. Эрэл расставался с ними с грустью, так как в его играх эти клювы возглавляли непобедимую кавалерию из клювов мелких птиц. Но не отдать было нельзя — бабушка говорила, что если в саламе не будет клювов, то в будущем году отцу не будет удачи в охоте.

— …в резервуар подается углекислый газ и кислород, — после недолгого молчания продолжал пояснять Хадотов, потом указал на красную и голубую лампы, горящие над головами: — В фотосинтезе, в основном, участвуют красные и голубые спектры света. Для интенсивного роста растений к лампам мы прибавляем лазер, работающий в режиме мигания…

Пока он говорил, прибор вошел в рабочий режим, и все взгляды теперь устремились на семечко ели. А оно уже вскрылось и, как в кинофильме, где съемки ведутся неделями, из него показался корешок, устремился вниз, в раствор, стал ветвиться. Вскоре вылез зеленый росток, потянулся вверх. Выше… Выше… Одна за другой отходили боковые ветви с изумрудными хвоинками. Запах, лесной душистый запах, распространился по лаборатории.

Директор от удивления покачал головой, даже у завлаба вырвалось восхищенное восклицание. А Хадотов продолжал щелкать тумблерами. Взвыл насос, зажужжали трансформаторы, работающие с большой нагрузкой. Тонкие лучи лазеров, скользнув по веткам ели, уперлись в ее вершину. Бешено заплясал электронный луч на экране осциллографа.