Геннадий Прашкевич - Помочь можно живым

— Ну, предположим, в Монгеруэлл. Не вижу причин это скрывать.

— Так. Сюда вы приехали из Монгеруэлла, потому что здесь было скучное серое море. А кто вам нужен был в Монгеруэлле?

— Послушайте, вам не кажется, что вы все больше начинаете походить на полицейского?

— Вполне возможно, — сказал Савин. — Это оттого, что я надеюсь все же опередить Интерпол или Международную службу безопасности — это все же не их дело.

— При чем здесь Интерпол? Он-то какое может иметь отношение к спорной научной гипотезе, которую так и не удалось подтвердить экспериментально?

— И вы так именуете работу, за которую в тридцать один получили Нобелевскую? — как бы между прочим поинтересовался Савин.

— Это было четыре года назад. Тогда мы были оптимистами. А теперь получается, что получил я ее незаслуженно. Словно бы за проект вечного двигателя, понимаете вы это?

Его голос сорвался, он наконец поднял глаза — в них были боль и злое отчаяние от собственного бессилия. Нет, это не ты, подумал Савин. Не ты подкладывал бомбы. Ты не стал бы никогда собственными руками разрушать дело всей своей жизни. Есть кто-то другой…

— Значит, вы признаете, что трудились над пустышкой? Что те, кто присуждал вам Нобелевскую, — бездари, не способные отличать эпохальную идею от проекта перпетуум мобиле?

— Не хочу я этого признать! Не могу! — Гралев склонил голову и закончил тише: — Но факты, факты…

— Что ж, поговорим о фактах. Но раньше скажите все же, кого вы искали в Монгеруэлле? Кетсби?

— Да, — сказал Гралев. — К чему делать из этого секрет?

— Ваш бессменный помощник, верный оруженосец… — сказал Савин.

— Если быть точным, я не искал его, не гнался за ним. Он сам мне написал. Я поехал не сразу, мне…

— Было неловко и стыдно, — закончил за него Савин. — Потому что вы, отец-основатель, бросаете дело, а скромный инженер остается на своем посту. Я правильно понял? И правильно его охарактеризовал?

— В общем-то, да. Теоретиком он никогда не был. Но исполнитель он идеальный и экспериментатор неплохой.

— Настолько, что вы все эти четыре года практически передоверяли ему всю основную работу по монтажу установок?

— И не вижу причин об этом жалеть, — сказал Гралев. — Ну-ну… Итак, он просил вас приехать, и вы после некоторых колебаний приехали. Вы встречались с ним?

— Разумеется. Два раза.

— И что же?

— Я его не узнал. Мне показалось, да и сейчас кажется, что он не вполне нормален психически. Бессвязный и бессодержательный получился разговор — ив первый, и во второй раз. Осталось такое впечатление, словно он все время порывался рассказать что-то важное, начинал сложными зигзагами подводить меня к чему-то, и вдруг — будто захлопывается какая-то дверь или, наоборот, впереди разверзается пустота. Издерган до крайности, стряхивает пепел на пол — это он-то, образец аккуратности! — озирается с таким видом, словно кто-то сейчас появится за его спиной прямо из стены. Кажется даже, что он вооружен…

— У вас не создалось впечатления, что он чего-то или кого-то боится?

— Если даже и так, то это чисто нервное, не имеющее отношения к реальности, — задумчиво сказал Гралев. — Скорее всего, у него тоже не выдержали нервы, но проявилось это еще болезненнее, нежели у меня. Ему давно пора лететь к Полачеку в Брно, а он почему-то торчит здесь и не хочет уезжать.

— Полачек? — сказал Савин. — Насколько я помню из наших прошлых бесед, это тот, кто шел за вами, так сказать, по пятам? Ваш наследник престола?

— Собственно говоря, да, — сказал Гралев. — После того как распалась моя группа, многие перешли к Полачеку, в том числе и Кетсби. Но он никак не хочет уезжать. Я хотел даже купить ему билет и посадить в самолет, но решил немного подождать. Не стоит его отправлять в таком состоянии, пусть немного придет в себя…

— У него здесь родственники? Женщина, может быть? Друзья?

— Никого. Я бы знал. — Гралев поставил на хлипкий столик пустую чашку, досадливо помотал головой. — Послушайте, Савин, хватит об этом, хорошо? Все-таки речь идет о человеке, который работал со мной четыре года…

— Я думал, вы все же скажете “о моем хорошем друге”, — сказал Савин. — Нет?

Наступило неловкое, напряженное молчание. Савин отвернулся и равнодушно рассматривал выцветшие литографии на стене.

— Нет, — сказал наконец Гралев. — Вы не подумайте, что я к нему плохо относился или недолюбливал… Он хороший парень, прирожденный инженер, с ним было легко работать и интересно общаться за стенами лаборатории, и все же… И тем не менее друзьями мы не были. Боюсь, что “хороших друзей”, как вы выразились, у него вообще не было. У него были только хорошие знакомые. Вы понимаете разницу?

— Понимаю, — сказал Савин. — Продолжайте, прошу вас.

— Создавалось впечатление, что на нем надет панцирь, разместившийся где-то между кожей и скелетом, в Монгеруэлле, мне показалось, это проступило особенно явственно. А женщины всегда чувствовали особенно остро.

— Ага! — Савин стукнул ладонью по колену. — Вы отгоняете мои последние сомнения, Гралев, последние уничтожаете, теперь я уверен, что не ошибся… — Он чувствовал, что впадает в пустословие, но не мог сразу остановиться, это было своеобразной разрядкой. — И если это окончательно подтвердится, если это подтвердится…

— О чем вы?

— Исключительно о вас и ваших делах, — Савин овладел собой. — Можно еще кофе? Благодарю… Понимаете, Гралев, я провел вчера два часа в вычислительном центре Монгеруэлла. Машинное время сейчас гораздо дешевле, чем в прошлом веке, и все равно мне пришлось выложить трехмесячный оклад — у меня были сложные задачи, осложнявшиеся еще и тем, что не всегда я мог конкретно объяснить, что мне нужно… Начнем по порядку. Если бы месяц назад я спросил у вас, кто, по-вашему, является сегодня лучшим Т-физиком планеты, что бы вы мне ответили, избегая обеих крайностей — ложной скромности и излишнего самомнения?

Гралев ответил не сразу:

— Месяц назад я ткнул бы себя пальцем в грудь.

— И абсолютно справедливо, — сказал Савин. — Так и поступайте впредь, вы слышите? Минуту! — он резко вскинул ладонь. — Без самобичующих реплик, Гралев, ясно? И не перебивайте, понятно? Слушайте и отвечайте на вопросы. Потом можете говорить все, что угодно. Итак, рассмотрим ситуацию. Родилась и уверенно набирает силы новая отрасль физики, занимающаяся проникновением в иномерные миры, параллельные пространства. Есть теория, математический аппарат, хорошие специалисты, оборудование и, что немаловажно, признание в научных кругах.

— Не везде, — сказал Гралев. — Иные метры поверят в нашу правоту не раньше, чем сами побывают в одном из иномерных миров. Пони отнюдь не бездари, просто существует такая вещь — определенные свойства человеческого мышления… Вы ведь знакомы со многими хрестоматийными примерами? Против существования метеоритов или возможности постройки летательных аппаратов тяжелее воздуха выступали отнюдь не одни бездари…