Альфред Ван Вогт - Библия Пта

Стивенс подошел к окну, отодвинул занавески и, несмотря на то, что он не мог поверить своим глазам, почувствовал близкий обморок.

— Господи! — вырвалось у него.

Вокруг простиралась огромная, подернутая темной дымкой пустота. Первоначальное чувство ужаса постепенно утихло, и он попытался рассмотреть мир, раскинувшийся перед ним, не имеющий ни формы, ни размеров, ни жизни…

Стивенс припомнил, где он видел нечто подобное: фотографии, отснятые с борта самолета на высоте сотен миль, давали приблизительно такой же эффект.

Стивенс отпрянул от окна и, не обращая внимания на стоявшую рядом Мистру, бросился в сторону коридора, который вел в комнату, являвшуюся одновременно библиотекой и музыкальным салоном. Вбежав в нее, он сразу же увидел, что металлическая дверь на вершине лестницы, которая во время его первого визита была заперта, — теперь открыта. Он мгновенно взобрался наверх, туда, где как он уже догадался, находилась рубка управления космического корабля.

Стивенс увидел там четыре прикрепленных к полу кресла. Они располагались в ряд вдоль огромной панели управления. Через ряд окон можно было наблюдать за работой каких-то машин и механизмов. Над окнами и прямо над креслами управления располагались плоские телевизионные мониторы, на одном из которых запечатлелась картина раскинувшегося внизу мира.

Казалось, что корабль двигался очень плавно, внутри движение его вообще не осущалось. У Стивенса возникла мысль, что под огромным куполом над Вальдорф Арме скрывается ангар корабля. Мистра в этом не обманывала его.

Почему он так долго сопротивлялся очевидности? По сути, ситуация была ясна и так, но ему непременно необходимо увидеть все своими глазами. Вот теперь он и увидел…

Мысли Стивенса обратились к угрозе атомной войны… Медленно ступая, он направился обратно в гостиную. Женщина сидела на диване, на столе перед ней стояли два бокала с напитком. Она испытывающе посмотрела на адвоката.

— Ты все еще отказываешься помогать мне?

— Я не могу.

— Почему?

Стивенс чувствовал острое желание объяснить свою позицию, но убедительных аргументов не возникало. В конце концов он спросил:

— Зачем я тебе нужен?

Мистра спокойно объяснила:

— В годы последней войны на бомбардировщиках во время полета обязанности были четко распределены между членами экипажа. Я смоделировала здесь такие условия, при которых одна смогу справиться с любой из задач, исключение составляет лишь случай массированной огневой атаки на корабль.

— Тебе придется опустить корабль так низко?

Мистра кивнула.

— Некоторое время придется лететь в зоне мощнейшей противовоздушной обороны. Но мой корабль не полностью приспособлен к условиям войны. Вот почему они оставили мне его.

— Ты намерена рисковать жизнью?

— Элисон, мы должны попробовать. Другого выхода нет.

Стивенс начал подыскивать подходящий ответ и, не найдя его, с досадой выговорил:

— Но к чему такая спешка?

— Я получила важные известия. Атака на Соединенные Штаты планируется вместо января на октябрь.

— Еще восемь месяцев, а ты уже волнуешься.

— Ты не понимаешь, — продолжила Мистра. — Пока атомные боеголовки хранятся на складах. Но в течение следующей недели они будут доставлены на воздушные и морские базы. После этого можно будет оказывать только психологическое воздействие. — Женщина замолчала, а через мгновение произнесла: — Элисон, я не скрываю от тебя опасности, на которую мы оба идем. Но это залог твоего входа в дом.

Предложение Мистры прозвучало очень неожиданно для Стивенса, хотя, в общем-то, он должен был догадаться о том, что она пообещает ему это. В конце концов после всего того, что он узнал, группа могла с ним поступить лишь двумя способами. Его либо приняли бы в свои ряды — либо убили бы! Сейчас Мистра обещала ему, что за определенную услугу с его стороны она сможет добиться его приема в группу и входа в Грэнд Хауз.

Стивенсу очень хотелось этого, но, осознавая опасность их теперешнего положения, он понимал, что надежды мало. Кроме того, он сомневался в ее возможностях, что и высказал ей:

— Не думаю, что ты одна можешь открыть передо мной двери Грэнд Хауза.

— Не сомневайся, — спокойно ответила она и, не глядя на Стивенса, продолжила: — Дорогой мой, долгая жизнь имеет и свои грустные моменты. Ужас вечных вопросов для нас становится особенно безысходным. Элисон, я играла с крошечными детьми, а спустя девяносто лет, стояла, нетронутая временем, над их могилами и ду-~ мала: в чем был смысл их жизни и зачем живу я? Это нелегко, должна тебе сказать. Некоторые из нас стали закоренелыми циниками и попытались уйти от мыслей о бессмысленности существования в бесшабашность разгульной жизни. Я тоже на протяжении некоторого времени вела подобный образ жизни: имела несчетное количество любовников, бросала одного за другим, как только обнаруживала в них признаки старения. Но это прошло. Потом я жила как монахиня. Но и это не принесло моей душе умиротворения. Постепенно я начала строить свою собственную философию жизни — долгой жизни. Я поняла, что хорошо в основном то, что связано с хорошим здоровьем; что тело и дух должны жить в согласии; и многое, многое другое, что, может, звучит тривиально, но не перестает быть истиной. Однако есть одно оправдание существования, самое важное для женщины. У меня его пока нет. Ты догадываешься, что я имею в виду?

Стивенс нежно посмотрел на Мистру, тронутый теплотой и серьезностью, прозвучавшими в ее низком голосе. Понимание и сочувствие наполнили его волнением.

— У тебя никогда не было детей. Так?

Мистра кивнула.

— Правилом группы — было никогда не заводить детей. Очень давно родились несколько, но их исключили из нашего круга. Это было безжалостно, но я понимала и принимала такую жестокость, связанную с необходимостью сохранения группы в определенных границах… Теперь же мое мнение изменилось. Уже десять лет я ищу человека, от которого могла бы родить ребенка.

Она замолчала. Потом, глубоко вдохнув, произнесла:

— Элисон, думаю, ты уже догадался. Я хочу, чтобы ты стал отцом моего ребенка.

Сказав это, Мистра нежно коснулась его руки. Ее неожиданное прикосновение было для него как удар током, пробежавшим по всему телу. Он схватил ее руку и жадно поцеловал.

Без единого слова они начали раздеваться. Несколькими мгновениями спустя, он легко поднял ее и на руках отнес в спальню. Когда Стивенс уже держал ее в объятиях, его внезапно ударила мысль: “А что, если она своим телом покупает его помощь — и больше ничего?” Но его опасение быстро потеряло свою остроту. Что ж! В каком-то смысле это было правдой. Но факт оставался фактом: сейчас эта женщина принадлежала ему без остатка. Их обоих одинаково охватило любовное желание. Стивенс даже готов был поверить в то, что на протяжении множества лет она никого не любила так, как его.