Вадим Сухачевский - Ковчег. Исчезновения — 1.

— Чё?.. — произнес бывший афганец, когда Небрат приблизился к нему.

— Ничё! — ответил тот и так же быстро упаковал в браслеты и его. Затем обратился к Нине: — Что теперь будем с ними делать?

— Вон железка из стены торчит, — сказала она. — По-моему, прочная железяка, для такого громилы в самый раз.

— Понято! — кивнул Небрат.

Продемонстрировав недюжинную сноровку, он подволок стокилограммового архаровца к указанному месту, произвел несколько ловких манипуляций, и через несколько секунд Картошкин уже сидел, прикованный к стене, удивленно хлопая глазами. Кажется, он уже начал осознавать происходящее, но определить сложившуюся ситуацию пока что смог только одним—единственным немудрящим словом:

— Блин!..

Больше не обращая на него внимания, Нина осветила кладку стены. Наконец, когда луч фонарика нащупал какую-то вмурованную в нее скобу, она сказала:

— Вот и славненько. Сюда разместите-ка, Владимир Ильич, его величество Ога Девятьсот тридцать восьмого.

Небрат-Сидорихин с удивлением взглянул на старика:

— Ты это про него?..

— Про него, про него! — кивнула она.

— Я что-то не понимаю… — начал было детектив, но Нина отмахнулась:

— Долго объяснять, потом как-нибудь. В общем, давайте-ка его — поудобнее.

— Наиаккуратнейшим образом, не изволь волноваться!

Секунда-другая — и старикан был прикован к скобе. Однако усадил его бывший учитель весьма комфортно — не на пол, а на каменный приступочек, и даже бережливо припасенную в кармане газетку ему подстелил.

— Теперь вы вдвоем их минут десять постерегите, — бросила Нина Небрату и Еремееву, — а я пока — туда, — она двинулась к проему.

— Не изволь волноваться, — сказал Небрат, — наручники крепкие — видит Бог, меня и одного будет довольно.

Еремеев с благодарностью взглянул на своего недавнего врага и устремился вслед за ней.

— Господи, да говорю вам, не надо же! — обернулась она к нему.

— Нет-нет, пускай сходит! — раздался злорадный голос старика. — Идите, идите, молодой человек, полюбуйтесь, что там сейчас ваша женушка выделывает!

— Гад! — процедила Нина сквозь зубы.

Еремеев, опередив ее, был уже под сводами просторной залы. По знакомому запаху он узнал шестой спецблок.

— Дима!.. Дмитрий Вадимыч!.. — настигла его Нина. — Послушайте хотя бы! Я должна кое-что объяснить!.. Дима, да не беги так быстро! И смотри, пожалуйста, под ноги!

Предупреждение было не лишним. Еремеев посветил на пол, и луч высветил какой-то люк, в который, сделай он еще лишь один шаг, наверняка бы сверзился. Дальше, как ни подмывало его снова пуститься стремглав, пришлось продвигаться осторожнее.

Они миновали первую залу и вступили во вторую, в конце которой высилось то самое, похожее на самолетный ангар, сооружение, которое не так давно отворилось в ответ на "петушиное слово". У стены залы Еремеев высветил фонариком какие-то тюки из камуфляжной материи. "Картошкинские архаровцы", — догадался он, и по телу пробежала неприятная зябь: вспомнил, как пару часов назад горбатая погребальная команда выносила из-под других сводов тюки с останками монархов подземного королевства и империи. Видимо, Нина о том же самом подумала, ибо в следующий миг вздохнула с облегчением:

— Слава Богу, живы. Спят еще.

В самом деле, когда они подошли поближе, до них донесся мерный храп архаровских богатырей. Между ними, как святой, лежал старик Пришмандюк с потухшей лампадкой на груди и благообразно посвистывал носом.

Вдруг Еремеев уловил еще какие-то звуки, доносившиеся со стороны открытого ангара. Странные звуки — там то ли смеялись, то ли стонали, то ли всхлипывали. Он метнулся туда. Нина, что-то на ходу крикнув (слов он не расслышал) устремилась за ним.

Влетел — и стал как вкопанный. Показалось, что он очутился в бане.

Но это была не баня. На полу шевелилось множество нагих тел, это именно они, сойдясь в любовном сплетении, смеялись, всхлипывали, стонали.

— Я же говорила — тебе не надо сюда, — донесся сзади Нинин голос. — Но это не то, что ты думаешь, это такая древняя магия. Их, духов, для того тут и собрали и для того поят всякими любовными зельями, чтобы… Ну, в общем, ты понимаешь…

— Зачем? — не сразу придя в себя от увиденного, спросил Еремеев.

— В древности считалось, что у жрецов от этого усиливается их жреческий дар.

Он с ужасом спросил:

— Ирина… она тоже здесь?

— Нет, скорее всего она там, во втором отсеке… — указав куда-то вперед, тихо сказала Нина. — С Аризоилом… Ну, с Галерниковым… — И добавила: — Как это глупо, что ты пошел со мной! Ты же видел, я этого не хотела!

Он погладил ее по голове:

— Да, девочка, да…

— Может, дальше все-таки не пойдешь? — с надеждой спросила она.

— Нет, я пойду, — сказал Еремеев. — Некоторые вещи надо иметь мужество увидеть самому.

Он навел луч фонарика в ту сторону, где должен был быть вход в этот самый второй отсек, и в тот же миг оттуда донеслось:

— Свет!.. (Он сразу узнал голос Ирины.) Борис, Боренька, Аризоил! Вот теперь, теперь посмотри! Там сейчас опять был свет!..

Еремеев сделал еще несколько шагов и вошел в другое помещение. И сразу увидел все.

Ирина тоже сразу увидела его. И одновременно у них обоих вырвалось одно слово: "Господи!.."

Снова спускались по спиральной дороге, ввинчивавшейся куда-то в глубь земли. Еремеев и Нина двигались впереди, освещая путь, Ирина и Галерников, одетые в какие-то белые хламиды, — сзади. Шли молча. После всего, что Ирина сказала ему там, в шестом спецблоке, новые слова были бы лишними. Странно: прежде, истязая себя мыслями о том, что Ирина может ему изменять, он от одних только самомучительских мыслей этих ощущал себя так, словно его заляпали нечистотами, теперь же, после увиденного в ангаре, он совершенно не чувствовал, что какая-либо грязь прилипла к нему. И к Галерникову этому не испытывал никакой неприязни. Им обоим, и Галерникову, и Ире, он сейчас желал только добра. В чем тут дело? Так возвышающе действовала столь истинная чужая любовь или в другом чем-то? Быть может, в ощущении той свободы, что он даровал Ире, а стало быть, и себе самому? Пока это было совершенно новое чувство, в котором он еще не успел освоиться.

Свобода! А дальше…

Дальше он покуда боялся заглянуть.

"Пи-пи-пи", — тихонько подавал сигналы Нинин поясок. Еремеев взглянул на часы. До того момента, когда свинорылый нажмет смертоносную кнопку, оставалось уже совсем немного времени.

— Скажите, Галерников, — обернулся он, — сегодня все благополучно закончится, на этот счет подсказывает вам что-нибудь ваш дар?