Вадим Сухачевский - Ковчег. Исчезновения — 1.

— Но он же, как я понимаю, настоящий предсказатель, — вставил Еремеев.

— Конечно, — согласилась Нина. — Но точно так же они бы поверили и любому другому, лишь бы имя было раскручено. И Галерников — это для них именно такой авторитет… Когда он подтвердит мои слова, интересно будет посмотреть, как они бросятся наперегонки сбывать свои акции! Это будет классический обвал!

— И тогда акции скупят Король с Императором?

— Естественно. По всем законам рынка.

— Но ведь "Ковчег" — это не только подземные базы, это еще и заводы, месторождения. И все это достанется каким-то упырям!

— Что поделаешь, такова уж судьба любого капитала — переходить из одних не слишком чистых рук в другие, ничуть не более чистые. А польза от такого перехода будет весьма ощутимая. Во-первых, деньги, которые "Ковчег" пока что бессмысленно зарывает в землю, пойдут на что-нибудь более толковое. Во-вторых, подземные монархи пустят в оборот свои денежки, а когда деньги, лежащие мертвым грузом, начинают работать, это немедленно приводит к оживлению всей экономики. В-третьих, даже после обвала рынка цена акций будет все равно выше, чем их истинная стоимость; не знаю как тебе, а мне приятно немножко, икскюз ми, кинуть господ подземных королей. Ну и наконец, в-четвертых… — Она дотронулась до своего пояска. — Надо же мне в конце концов как-то избавиться от этой штуковины.

В эту минуту лучи их фонариков, скользившие по стене, вдруг утонули в черноте.

— Здесь! — сказал Еремеев.

— Да, здесь, — кивнула Нина. — Но только мы ведь договорились: я туда — одна.

— Вот уж ни о чем таком мы не договорились! — возмутился он.

— Ну не надо, пойми, не надо тебе туда! — почти с мольбой произнесла Нина. — Приведу я твою жену, ты что, не веришь мне?

— Не в том дело, — сказал Еремеев. — Ты тоже пойми — не могу я тебя туда пустить одну! Не забывай, там осталась вся шайка Картошкина. И еще духи эти…

— Да ну!.. Картошкинская шайка все еще спит наверняка, а духи никому не опасны.

— Еще, — напомнил он, — там два старикашки этих, они-то бодрствуют и вряд ли встретят тебя с распростертыми объятьями.

— Господи, ты про этих божьих одуванчиков, про Шмакова с этим, вторым? Было бы кого бояться!

— Между прочим, — вспомнил Еремеев, — ты не учла, что там остался картошкинский автомат.

— Ой, да все, все я учла, — отмахнулась Нина. — Автомат без патронов не стреляет, а я рожок успела вынуть и выкинула в люк. Так что…

И тут вдруг из черноты проема раздался насмешливо-елейный голосок:

— А вот и не все, не все и ты, оказывается, учла, моя умница-разумница!

Еремеев вздрогнул от неожиданности.

— Шмаков! — узнал он.

Нина оставалась спокойна:

— Как же вас-то — и не учесть, Иван Арсентьевич? Было вполне предсказуемо, что вы где-то здесь колобродите. Полминуты назад как раз о вас-то и упоминали, неужто не слышали?

— Это насчет "божьих одуванчиков"? Как же, как же! — сказал он, выступая из темноты. — Пока что слухом природа не обидела. Посему слышал и еще кое-что, несколько ранее реченное вами… — Внезапно лицо его стало жестким и злым, таким Еремеев его не только не видел, но и не представлял прежде. — Что удумала, дрянная девчонка! Продать "Ковчег" двум этим лопухам! "Ковчег", который и так уже был у нас в кармане!

— А под "двумя лопухами", вероятно, следует понимать Короля и Императора? — все так же невозмутимо спокойно поинтересовалась она.

— Марионетки! — презрительно отозвался старик. — Что бы делали эти ничтожества, если бы, сами того не зная, не имели за спиной многоопытного кукловода?! Что было бы с их царствами, если бы за спиной у подобных марионеток не стоял очередной истинный потомок…

— Ах да, ну конечно же! Как все просто! — воскликнула Нина и обратилась к Еремееву: — Ты недавно интересовался, кто такой Вольный Охотник. Так вот, позволь тебе представить: перед тобой — собственной персоной прямой потомок Вольного Охотник великана Ога из рода рефаимов, Ог Девятьсот тридцать восьмой.

Еремеев, ошеломленный, уставился на старца. Тот приосанился и, пожалуй, даже приобрел некоторую величественность.

— Совершенно верно, — подтвердил он. — Значит, даже я, стреляный воробей, несколько недооценивал тебя. Смотрите-ка, все-таки догадалась! Интересно, и насколько же давно, моя умненькая?

— Если вы имеете в виду свой титул, то в самом деле совсем недавно. А вообще-то с самого начала за всей этой комбинацией угадывалась чья-то тень, кто-то, несомненно, подсказывал Самаритянинову ходы. Ладно, положим, похитить Галерникова он и сам бы, возможно, додумался, но когда я поняла, для чего ему понадобилась еще и жрица — для того, чтобы усилить галерниковский дар… Это мог ему подсказать только кто-то с весьма, как бы лучше выразиться, антикварным, что ли, разумом. Вот когда эта тень приобрела знакомые мне очертания. И до всей комбинации с "Ковчегом" Самаритянинов, я поняла, в жизни бы не додумался. Мне становилось все яснее, что и он, как те монархи, тоже всего-навсего марионетка в ваших руках.

— Именно так! — самодовольно произнес старикан. — Славно будет посмотреть на его тупую физиономию после того, как он это наконец уразумеет! Да, неплохая, согласись, была задумана комбинация… — Во взгляде его появился неприятный блеск. — И задумана она была не для того, — злобно добавил он, — чтобы одна какая-то дрянная девчонка могла вот так вот запросто ее сорвать!

— Собираетесь помешать? — спросила Нина.

— Уж будь уверена.

Нина насмешливо сказала:

— По-моему, вы несколько переоцениваете свои силы, Иван Арсентьевич, или как вас там нынче следует величать. Может, ваш пра-пращур и был в самом деле великаном, но с тех пор ваш род явно измельчал. Попридержи-ка, Дима, дедулю, — обратилась она к Еремееву, — как раз будет тебе занятие, а я пока — туда, за Галерниковым и твоей женой, по-быстрому.

Еремеев подошел к тщедушному старичку и стал перед ним, загораживая ему путь к проему.

— Но кое-чего ты все-таки, все-таки не просчитала, умненькая моя, — пропел старик. С этими словами он внезапно вложил два пальца в рот и пронзительно, залихватски просвистел, как это умели делать московские голубятники времен Еремеевского детства.

Еремеев услышал шаги за спиной и обернулся. В свете его фонаря обозначилась широкая фигура, в которой он сразу узнал Картошкина.

— Ну что, шустрые, допрыгались? — ухмыльнулся бывший афганец и спросил у старика: — Какой приказ, командир? Обоих валить?

— Нет, — ответил старик, — только этого, он мне без надобности, а девчонку держи, она может пригодиться.

— Беги! — крикнул Нине Еремеев.

Бросив фонарь, он кинулся на здоровенного предводителя архаровцев, однако с ходу получил под дых и, переломившись пополам, завалился на бок.