Алла Дымовская - Наледь

— Я посижу недолго в вашем буфете? — Он не испрашивал согласия Двудомного, а словно вопросом этим ставил станционного смотрителя перед грядущим фактом.

— Сидите, сколь будет угодно. Место общественное, — уныло ответствовал Двудомный, продолжая размеренно махать деревянной лопатой.

В буфете Яромир, нарочно или случайно — обстоятельство маловажное, подсел в компанию к Басурманину. Второстепенные универсалии поежились, «коммунальное хозяйство» с сиротским видом прибрало под стол пустую кружку, но в обществе господину сторожу не отказали. Мурза, тот даже обрадовался вновь возникшему собутыльнику — сгонял за чистым стаканом, немедленно в нем образовалась и можжевеловка. Выпили, не чокаясь.

Часа через три Яромир был уж хорош. Двудомный в буфете так и не появился, видимо, махал своей лопатой в ином месте или попросту дежурил подле станционного колокола. Но это пришлось к лучшему. На виду у Морфея Ипатьевича надираться можжевеловкой вышло бы неловко. Басурманин же был свой парень, или стал казаться таковым после граммов примерно двухсот, принятых господином сторожем под скудную закуску в виде бутербродов с «одесской полукопченой».

Когда солнечный диск подошел к своему зениту, а запасы можжевеловки — к естественному своему концу, Яромир засобирался восвояси. Решительно отклонив предложение Басурманина перейти сей же час на горькую, перцовую. Лукавые амуры-путти смеялись ему вслед с расписного потолка, диванные подушки и мраморные столики будто бы качались на воздушных волнах перед его помутневшими глазами, резные золоченые львы нагло щерились с подлокотников старинных кресел — неустойчивые ноги несли Яромира к выходу, однако цель своих передвижений господин сторож видел смутно.

— Постой, багатур, не ходи в одиночку, — остановил его озабоченный оклик Басурманина, — провожу немного, пешком, — предложил Мурза так, словно у дверей буфетной его поджидал горячий скакун, от чьих услуг он великодушно отказывался.

Басурманин исправно довел господина сторожа до площади. Если передать словами более верными — дотащил на себе. Усадил у плетня «жалоб и предложений», после чего настоятельно попытался откланяться:

— Ты сиди, покамест. Трезвей. Вон и Николашка-«тикай-отседова» за тобой присмотрит. — Мурза показал пальцем в сторону молоковоза, привычно обосновавшегося в углу площади. — Мне к обществу пора, на станцию. Иначе неудобно — я сегодня плачу.

— Где мы? — вяло цепляясь за декоративную завалинку, спросил плохо себя сознававший Яромир.

— Я же говорю — на площади Канцурова, — педантично-наставительно ответил ему Басурманин, без малейшего даже раздражения на чужую пьяную бестолковость.

— А кто такой Канцуров? Кто он такой, я тебя спрашиваю? — В господине стороже внезапно проснулась беспричинная хмельная агрессивность. — Отчего площадь его имени? Что я, хуже, что ли? В мою честь, поди ты, общедоступного сортира не назовут!

— Ну, будет, будет, багатур. Не буянь. — Басурманин успокаивающе похлопал господина сторожа по плечу, отчего тот сразу же завалился неловким боком на плетень. Посыпались горшки с портянками. — Канцуров хороший человек был. Святой. Может, один такой на белом свете, чтобы во всем праведной жизни.

С Яромира как рукой сняло хмельное помутнение. Словно и не пил он прежде никакой можжевеловки, а только что очнулся ото сна на морозном, проясняющем заблудшее разумение воздухе.

— Как ты сказал? Праведной жизни и святой? Ах, милый ты мой Басурманин! — Господин сторож в порыве прекрасного благодарственного чувства кинулся на шею Мурзе, обслюнявил бритые сизые его щеки поцелуями.

— Экие, брат багатур, у тебя настроения. Разные — то баламутить вздумаешь, а то — обниматься, — отбивался от него Мурза, впрочем, беззлобно.

Наконец Басурманину удалось стряхнуть с себя любвеобильного в эти минуты господина сторожа, однако спокойствия на площади оттого больше не стало. Яромир, оторвавшись от объятий с недоумевающим портным, выбежал, как уж смог на не вполне окрепших ногах, прямо в центр пустой площади. И запрыгал козлом на том самом месте, где вчера еще лежал беспамятным «приблудный» Гервасий и где во всяком порядочном городе полагалось быть памятнику.

— Вот оно! Вот оно! Нашел! — Яромир продолжал свои загогулистые прыжки и юродивые кривлянья, пока его не отловил водитель Николай, жалостливый к любым человеческим слабостям на алкогольной почве.

Яромир снова был водворен на завалинку к покосившемуся, не без его нынешних стараний, плетню и на некоторое время затих; водитель Николай между тем кинулся опрометью к себе в кабину и очень скоро возвернулся — в руках он сжимал литровую стеклянную банку, полную синеватого обезжиренного молока, прихваченного поверх тонкой ледяной корочкой.

— На, испей. Холодное — не простудись смотри, — протянул Николай свою банку, предварительно проткнув лед не слишком чистым корявым пальцем.

— Ништо! — успокоил его Яромир. От души хлебнул молока, получил удовольствие. Обжигающе холодная жидкость влилась внутрь него словно свежая донорская кровь. — Не откажи в услуге, братец? Проводи в одно место? Ноги держат плохо, зато голова ясная. Так я буду головой, а ты — моими ногами.

Николай оживился, услышав прошение о помощи, полез проворно в задний карман за папиросами, извлек располовиненную пачку «Астры», закурил сам, предложил Яромиру:

— Бери, не тушуйся, табачок конкретный… Ба, да ты ж некурящий, уж я и позабыл. — Николай убрал поспешно лишнюю «Астру» обратно в карман. — Ничего, я и на ходу могу потянуть. Говори, куда идти-то? Я с охотой, не то совсем засиделся в тоске.

— Здесь недалеко. С визитом по соседству. — Яромир махнул небрежно рукой в направлении муниципального особняка. — Хочу мэра нашего проведать, как здоровьишко, то да се? Заодно узнаю кое-что и кое о ком.

— Неужто и меня к начальству представишь? Не одет я сегодня. Знал бы наперед, ватник на полушубок овчинный сменил. — Водитель Николай в досаде оглядел себя с головы до ног, попытался, слюнявя палец, затереть известковое пятно на джинсовых брюках. Но лишь напрасно развез еще больше прежнего. — Пожалуй, в коридорчике тебя обожду али в прихожей, буде найдется где.

— Чего там в коридорчике! Вместе пойдем. — Яромира осенила незваная очередная идея, показавшаяся ему превосходной: — Ты, братец, мне и после понадобишься. Коли измаялся в тоске совсем, так подсоби и завтрашним днем. А для этого надо тебе быть в курсе дня сегодняшнего.

К Волгодонскому они вошли вместе. Яромир представительским образом впереди, водитель Николай тихой мышью семенил за его спиной: неловко ему было в святая святых государственной власти чужого и загадочного города, но еще хуже случится, коли господин сторож закачается, а провожатый его не успеет вовремя подхватить. Злополучный ватник Николай давно уж снял долой, покинул в нижнем вестибюле прямо на подоконнике, все равно никто на этакую рвань не позарится, да и не было в гулком и пустом здании муниципалитета ни единой посторонней души.