Дэвид Вонг - В финале Джон умрет

Это был глаз. Тот самый глаз — насыщенно–синий, с темным вертикальным зрачком, как у рептилии. Эми снова крепко схватила меня за руку — мне даже показалось, что сейчас она переломает мне кости. Глаз дернулся, осмотрел нас, мигнул — и исчез.

Покров тьмы тоже пропал. Теперь нас окружала ночь, тусклые звезды, снег, сиявший в лунном свете и печальная, сонная пончиковая.

— Они… они исчезли? — спросила Эми.

— Они никогда не исчезнут.

— Что это было?

Видишь, ли, Эми, дело вот в чем: за нами следит Коррок. Мы — его пища, а наши вопли — соус «табаско».

Но вместо этого я сказал:

— Из света я не уйду.

— Да.

Эми снова огляделась, затем сняла картонные очки. Я посмотрел на пистолет и наконец кое–что понял — наверное, на несколько минут позже, чем следовало бы.

— Возьми, прошептал я, протягивая Эми пушку рукоятью вперед.

— Что? Нет!

— Эми, помнишь водителя? Видела, как они захватили его тело? То же самое может произойти со мной.

Только не спрашивай, откуда мне это известно, лапочка.

— Дэвид…

— Эми, слушай меня. Если я начну вести себя странно, если попытаюсь напасть, застрели меня.

— Я даже не знаю как…

— Это несложно. Предохранитель снят, так что тебе нужно просто нажать спуск. И только без глупостей — не целься в руку или еще куда. Промахнешься. Целься в туловище, воткни ствол в ребра. Стреляй, вылезай из машины и беги. И трать на меня всю обойму. Пожалуйста, возьми пушку.

К моему удивлению, она взяла оружие, перевернула. В ее ладошке пистолет казался огромным.

— А если это случится со мной? — спросила Эми. — Что, если они захватят не тебя, а меня?

— Если понадобится, я смогу одолеть тебя и отобрать пушку. Но этого не случится. Только не с тобой.

— Почему?

Я откинулся на спинку сиденья; теперь, лишившись пушки, я чувствовал себя гораздо легче. Честное слово, эти штуки обладают собственной силой тяжести.

— Такая у меня теория.

Эми забралась с ногами на сиденье и прижалась ко мне, дрожа всем телом. Пушка, которую она держала в правой руке, лежала на бедре и была направлена куда–то в сторону моей промежности.

«Если окажется, что все это сон, — подумал я, — то эта пушка — мощный символ».

— Кроме того, пистолет мне не нужен, — добавил я и выставил вперед ладони. — По закону я не имею право держать руки в карманах. Знаешь почему? Потому что в таком случае они являются спрятанным оружием. Этими руками — или одной ногой — я человека могу убить.

Эми рассмеялась — нервно и сухо.

— Ну да, ну да. Ладно, тогда я буду тебя защищать.

Я снова сжал руль; сухожилия натянулись, словно тросы. Так в тишине я просидел целую вечность. За сжатыми зубами, словно в ловушке, толпилась целая куча слов.

Наконец я закрыл глаза и сказал:

— Ладно. Послушай, тебе нужно кое–что понять насчет этой ситуации и того, с кем ты здесь сидишь.

— Та–а–а–к…

Эми повернулась ко мне. Черт побери, какие зеленые глаза — прямо кошачьи.

— Нет, просто… просто послушай. Ты знаешь, почему я учился в спецшколе «Пайн–Вью», в классе для детей с психическими отклонениями?

— Вроде да, — ответила она. — Это из–за того случая с Билли? Из–за того, что ты с ним подрался? А потом, когда он…

— Верно. Понимаешь, мужчины — это животные. Собери нас вместе, убери старших и получишь «Повелителя мух». Билли и его дружки — двое парней из борцовской секции —

делали видеоролики. Помнишь Паттерсона, такого толстого малого? Они поймали его, привязали к штанге футбольных ворот и обрили ему голову. Его нашли спустя несколько часов, а к тому времени кожа у него на лице уже покрылась волдырями от контакта с фекалиями…

Может, не стоит разглашать все подробности, м–м–м?

— …а потом они показали это видео на вечеринке —- видео о том, как они пытают этого толстяка, а он орет. Они сидели, пили пиво и крутили, крутили, крутили этот видеоролик — ну, обычные забавы старшеклассников. На взрослого за такие дела надели бы смирительную рубашку, а школьникам это сходит с рук. «Мальчишки, что с них взять».

Я запнулся, посмотрел в темноту, пытаясь разглядеть там хоть что–нибудь. Какая–то птица, сидящая на проводах, махала крыльями, безуспешно пытаясь взлететь.

— Ну вот, а с братьями Хичкоками я вместе занимался физкультурой, и они вроде как меня запомнили. Это была у них ежедневная забава — поначалу мелочи, но постепенно обычные развлечения им надоели, и братья стали заходить все дальше и дальше. А тренер меня ненавидел и поэтому обычно старался куда–нибудь слинять. Честное слово, однажды, когда они на меня полезли, он отвернулся и вышел из зала — причем так, чтобы я это увидел. В один прекрасный день они завели меня в комнатку, где хранилось снаряжение — наплечники, маты. Там было жарко, как в печке, и воняло старым потом, разлагающимся в поролоновых щитках. И тут началось безумие — типа, как на тюремном дворике во время прогулки. Потом все закончилось; они меня бросили, вышли через раздевалку и…

Хм–м–м… интересно, она заметит, если я внезапно переменю тему?

— Ну а я завел привычку приносить в школу нож — не крутой тесак, не выкидуху, а крошечный нож–брелок с двухдюймовым лезвием. Другого у меня не было. И вот я достаю свой нож, подбегаю к Билли и режу его — делаю такой крошечный разрез на спине. Лезвие далеко не вошло, но Билли это почувствовал, решил, что умер, и упал. Скамейка, пол — все в крови. Я сел ему на грудь и начал тыкать ему ножом в лицо. Лезвие отскакивало от лобной кости, текла кровь, и…

Я долго, напряженно думал о том, как бы приукрасить следующую часть моего рассказа, но ничего не приходило в голову. Потом я задумался о том, когда открывается пончиковая.

Паузу прервала Эми.

— Что они с тобой сделали?

— Скажем так: я никогда, никогда не расскажу тебе об этом.

Она не ответила. Значит, либо ей совершенно незнакомо это чувство, либо знакомо очень хорошо. Я продолжил.

— В итоге я…

…выреза» ему глаза…

— …сильно его поранил, и он потерял зрение. То есть совсем ослеп. Меня обвинили в нападении при отягчающих обстоятельствах и еще в нескольких вещах, которые являются синонимами нападения при отягчающих обстоятельствах. Школьное начальство собиралось исключить меня навсегда, но мой папа — приемный отец — он адвокат, знаешь ли, несколько раз встречался с преподавателями и прокурором, и в конце концов меня заставили пройти обследование у психиатра. Уже тогда я понимал, что это — способ меня отмазать. Ведь впоследствии это давало возможность утверждать, что школа должна была защитить Билли от меня, что мне вовремя не поставили диагноз и так далее. Я ходил к психологу; он заставлял меня рассказывать о маме, смотреть на чернильные пятна, играть в ролевые игры с марионетками и рисовать то, как я представляю себе свое место в этом мире…