Хью Хауи - Очистка-3. Изгнание/Сброс петель

Папки, раскиданные по полу — это всё мелкие дела последних дней: жалобы на распоясавшихся соседей, кражи... Вот кое-что поинтереснее: откуда взялась партия ядовитого самогона. Несколько дел касалось неприятных последствий употребления этого опасного напитка. И каждому делу надо было уделить внимание: требовалось больше находок, больше работы ногами — то есть только и знать бегать по запутанным коридорам Хранилища и вести такие же запутанные беседы, пытаясь отделить правду от лжи.

Готовясь к работе шерифа, Джульетта дважды перечитала Пакт, в особенности ту его часть, что касалась соблюдения правовых норм. Там, в Глубине, валяясь на кровати, с мышцами, ноющими от усталости после работы — наладки основного генератора — она изучала, как правильно вести бумажные дела, как сохранять вещественные доказательства в неприкосновенности и тому подобное; всё было логично, а многое близко и понятно ей как механику. Например, поведение на месте происшествия мало чем отличалось от того, как нужно себя вести, скажем, в насосной, когда там что-то сломалось — то есть со всей возможной осторожностью. А уж поломок в ком-то или в чём-то всегда предостаточно — знай держи уши и глаза открытыми и задавай правильные вопросы тем, кто имеет отношение либо к сломавшемуся оборудованию, либо к инструментам, обслуживающим это самое оборудование; словом, следуй за цепью событий, пока не упрёшься в источник всех бед. Конечно, иногда бывает, что зайдёшь не в том направлении — не без того, ведь не всегда получается отладить какой-то один агрегат, не сбив настройку другого; но Джульетта отличалась одним несомненным талантом: она умела отличать существенное от несущественного.

Она предположила, что именно эти способности и распознал в ней инспектор Марнс. Они заключались в терпении и скептицизме, с которым она задавала вопросы, иногда по виду совсем глупые, а на самом деле позволявшие ей в конце концов найти верный ответ. В прошлом она помогла раскрыть запутанное дело, и это придавало ей уверенности в своих силах. Тогда Джульетта не знала об этом — её больше заботило установление истины, к тому же она была погружена в свои личные переживания — но то дело оказалось одновременно и подготовкой к будущей работе, и собеседованием.

Джульетта вынула папку с тем самым давним делом — бледно-красная печать на ней гласила: «Закрыто». Отлепив скотч, которым фиксировались края папки, новый шериф принялась листать подшитые бумаги. Многие были написаны убористым почерком Холстона; эти наклонённые влево буквы она узнавала на всём, что хранилось в её столе — столе, который ещё совсем недавно принадлежал Холстону. Она читала его заметки относительно её самой, Джульетты, и вспоминала, вспоминала... Тот случай выглядел как очевидное убийство, но на самом деле явился лишь стечением невероятных, несчастливых обстоятельств. Возобновляя в памяти этот трагический эпизод (чего она до сих пор тщательно избегала) Джульетта снова почувствовала давнюю боль, но при этом вспомнила, какое успокоение приносило ей погружение в обстоятельства, раскапывание улик и добывание свидетельств. Она вспомнила удовлетворение, охватившее её в конце, когда все ответы были найдены, и заменившее собой ту ужасающую пустоту, которая осталась в её душе после смерти любимого. Процесс разгадывания загадки весьма напоминал работу в дополнительную смену: мышцы ноют от усталости, но радость от сознания того, что неполадки устранены и машина отремонтирована, заглушает эту боль.

Джульетта отложила папку в сторону, пока ещё не готовая пережить всё заново. Она выбрала другую папку, положила её себе на колени, ощутив тыльной стороной ладони прохладную латунь звезды шерифа, и...

На стенном экране затанцевала тень. Джульетта подняла глаза и увидела, как по склону холма передвигается невысокий вал чёрной, как сажа, пыли. Он, казалось, дрожал на ветру, неумолимо надвигаясь на камеры. К этим камерам, дающим обзор наружного мира, Джульетту приучили питать уважение. Ей ещё в детстве внушили, что они — штука очень важная.

Правда, теперь, повзрослев достаточно, чтобы думать собственной головой, она уже не была так в этом уверена. Жители Верха просто одержимы очисткой, но их волнения не проникали на Глубину, где происходила истинная очистка, благодаря которой было возможно нормальное функционирование Хранилища. И всё же даже там, в Машинном, её друзьям с самого рождения твердили, что о наружном мире нельзя даже разговаривать. Они и не разговаривали — в этом нет ничего сложного, если ты никогда не видел предмета разговора; но сейчас, когда Джульетта почти весь день проводила, наблюдая непостижимый умом простор, она начала понимать неизбежность возникновения рокового вопроса. Теперь ей становилось ясно, почему некоторые идеи необходимо подавлять в зародыше — до того, как взбесившаяся толпа кинется к выходам, до того, как вопросы вспенятся на устах обезумевших людей и положат конец им всем.

Нет, об этом лучше не думать. Она открыла папку с делом Холстона. За страницей с биографией шла целая стопка записей о его последних днях на посту шерифа. Отчёт о собственно преступлении занимал всего полстранички, остальной лист был девственно чист — напрасная трата драгоценной бумаги. Один-единственный абзац разъяснял, что шериф сам вошёл в камеру ожидания Верхнего яруса и выразил желание выйти на поверхность. Вот и всё. Несколько строк — и нет человека. Джульетта перечитала их раз, и второй, и третий, прежде чем перевернуть листок.

Под ним обнаружилось письмо от мэра Дженс со словами о том, что Холстона будут помнить прежде всего за его службу на благо Хранилища, а не как очередного «чистильщика». Джульетта прочитала документ, написанный рукой человека, которого теперь уже тоже не было в живых. Как странно думать людях, которых знал, но которых больше никогда не увидишь... Причина, по которой она не торопилась встретиться с отцом, отчасти заключалась в том, что он просто-напросто был жив . Джулс в любой момент могла бы изменить своё решение. С Холстоном и Дженс всё иначе — они ушли навсегда. Однако Джульетта настолько привыкла восстанавливать агрегаты, предположительно не подлежащие ремонту, что ей невольно казалось: если она сосредоточится как следует, поднатужится, выполнит нужные действия в правильном порядке, то ей удастся вернуть умерших, восстановить их разрушенные формы... Но она знала — так не бывает.

Она листала бумаги в папке Холстона и задавала себе запретные вопросы — некоторые впервые. Те, что казались ничего не значащими пустяками, когда она жила в Глубине, где утечка угарного газа могла задушить всех, а остановившиеся насосы стать причиной наводнения, в котором утонули бы все обитатели Хранилища. Теперь эти вопросы встали перед ней во всей своей значимости. Почему они живут здесь, в этом подземном жилище? В чём цель и смысл их жизни? Что там, за этими холмами? Кто построил хранилища, руины которых возвышаются вдали? Для чего?