Филип Дик - Порог между мирами (сборник)

Кто–то выдвинул теорию, что за послевоенные годы кошки научились разговаривать. По ночам люди слышали, как они вопят в темноте, издавая неестественно быстрые серии разных звуков, совершенно не похожие на прежнее мяуканье. Кроме того, кошки собирались в маленькие стаи и — это было почти доказано — запасали пищу. Именно эти запасы провианта, аккуратно сложенные и умело спрятанные, настораживали людей больше, чем новые звуки. Но как бы там ни было, кошки — так же как собаки и крысы — стали опасными. Они повсеместно нападали на маленьких детей и поедали их — по крайней мере, ходили такие слухи. И люди, конечно, в свою очередь ловили их где только можно и съедали. Особой популярностью пользовались собаки — фаршированные рисом, они считались деликатесом. Местная газетка «Трибюн», выходившая в Беркли раз в неделю, печатала рецепты супа, жаркого и даже пудинга из собак.

Размечтавшись о собачьем пудинге, Стюарт понял, как он голоден. Ему казалось, что он никогда не наедался досыта с того самого дня, как упала бомба. Последний раз он обедал по–настоящему в кафе Фреда в тот самый день, когда увидел фока, впадающего в его дурацкий транс.

Интересно, где сейчас этот маленький уродец? Стюарт не вспоминал о нем целую вечность.

Конечно, теперь вокруг развелось множество фоков, восседавших в своих «мобилях», совсем как Хоппи, — безрукие и безногие боги, каждый в своей собственной вселенной. Вид их все еще пугал Стюарта, хотя за прошедшие дни он навидался всякого… И это зрелище было не самым худшим. Он решил, что лично ему противнее всего видеть шествующих по улице симбиотов — нескольких людей, связанных анатомически, имеющих какой–нибудь общий орган. Воплощение идеи сиамских близнецов в мире Блутгельда — но близнецов могло быть и больше двух. Однажды он видел целых шесть особей, связанных воедино. Их слияние происходило не в утробе матери, а вскоре после рождения. Таким образом спасали жизнь тем, кто родился без какого–нибудь жизненно важного органа. Им требовалась симбиотическая связь, чтобы остаться в живых. Одна поджелудочная железа могла сейчас служить многим людям — триумф биологии, конечно, но, на взгляд Стюарта, было бы милосерднее позволить этим несчастным умереть.

Справа от него вспарывала поверхность залива небольшая лодка, хозяин которой — безногий ветеран — греб по направлению к груде железа, бывшей, без сомнения, затонувшим кораблем. Громадный корпус был весь утыкан множеством рыбацких удочек. Они принадлежали ветерану, и он плыл проверять их. Наблюдая за лодчонкой, Стюарт вдруг подумал: а не попытаться ли достичь на ней противоположного берега? Он мог предложить ветерану пятьдесят центов за путешествие в один конец. Почему нет? Стюарт вышел из машины на пирс и подошел к воде.

— Эй, — крикнул он ветерану, — плывите сюда.

Он вынул из кармана пенс и бросил его на пирс. Ветеран услышал и увидел монету, сразу же повернул свою лодочку и изо всех сил стал грести к пирсу — так, что на лице его выступил пот. Он внимательно оглядел Стюарта и, приставив ладонь к уху, спросил:

— Рыбу? Сегодня я еще ничего не поймал, может быть, позже. Как насчет небольшой акулы? Безопасность гарантируется…

Он показал счетчик Гейгера на батарейках, привязанный к его поясу куском веревки — на тот случай, понял Стюарт, если счетчик упадет в воду или кто–нибудь попытается украсть его.

— Нет, — сказал Стюарт, присев на корточки у края пирса, — я хочу перебраться в Сан–Франциско. Я заплачу вам четверть доллара за поездку в один конец.

— Я не могу оставить свои удочки, — сказал ветеран, и его улыбка пропала. — Я должен вытащить их, все до единой, или кто–нибудь заберет их, пока меня не будет.

— Тридцать пять центов, — сказал Стюарт.

В конце концов они сошлись на сорока.

Стюарт стреножил Эдварда Принца Уэльского, повесил замок так, чтобы никто не мог увести коня, и вскоре уже плыл к Сан–Франциско, взлетая вверх и вниз на борту ветеранской лодочки.

— Чем вы зарабатываете себе на жизнь? — спросил ветеран. — Вы ведь не сборщик налогов?

Он откровенно разглядывал Стюарта.

— Нет, — ответил Стюарт, — я просто продаю электронные ловушки.

— Слушай, приятель, — сказал ветеран, — у меня была ручная крыса, она тоже жила под пирсом, как и я. Она была такой умной, что могла играть на дудочке. Я не разыгрываю тебя, это чистая правда. Я сделал маленькую деревянную дудочку, и она играла на ней носом… звук был почти как у азиатской носовой флейты из Индии. Она жила у меня, но потом ее задавили. Я видел, как это произошло, но ничего не мог поделать. Она перебегала пирс, искала что–то… может быть, кусочек тряпки… у нее была постель, которую я для нее сделал, она то и дело простужается… то есть простужалась… из–за того, что у крыс–мутантов, а у этого вида в особенности, вылезает шерсть.

— Я таких видел, — сказал Стюарт, вспоминая, как хорошо безволосые коричневые крысы избегают даже электронных ловушек мистера Харди, — я действительно верю в то, о чем вы рассказываете, я хорошо знаю крыс. Но они не идут ни в какое сравнение с маленькими полосатыми серо–коричневыми кошками. Ведь вам пришлось сделать дудочку самому, крыса не могла ее смастерить?

— Ваша правда, — сказал ветеран, — но она была настоящей артисткой. Вам бы послушать, как она играла. Здесь каждый вечер после ловли рыбы собиралась толпа. Я пытался научить ее играть «Чакону» Баха.

— Однажды я поймал одну из этих полосатых кошек, — сказал Стюарт, — и держал ее у себя месяц, пока она не сбежала. Она умела делать маленькие заостренные вещички из жестяных консервных банок. Она сгибала жесть или делала что–то в этом роде; я никогда не видел ее за работой, но вещички были опасными.

Ветеран спросил, продолжая грести:

— Как сейчас обстоят дела на юге Сан–Франциско? Я–то не могу выйти на сушу. — Он показал на нижнюю часть своего тела. — В моей лодочке есть люк, когда мне требуется принять ванну. Найти бы где–нибудь дохлого фока и забрать его коляску. Она называется «фокомобиль».

— Я знал самого первого фока, — сказал Стюарт, — перед войной. Он был великолепен, мог починить все, что угодно.

Он закурил сигарету с суррогатом табака, ветеран жадно разглядывал ее.

— Вы, должно быть, знаете, — продолжал Стюарт, — что юг Сан–Франциско теперь — сплошная равнина; он был сильно разрушен, и сейчас там одни фермы. Никто не стал снова застраивать землю, да там и были в основном ряды маленьких домиков, так что не осталось даже подходящих фундаментов. На фермах выращивают кукурузу и фасоль. Я–то еду для того, чтобы посмотреть на большую ракету, которую только что нашел один из фермеров. Мне нужны реле, лампы и другая электроника для ловушек мистера Харди. — Он помедлил. — Вам бы надо завести такую ловушку.