Филип Дик - Порог между мирами (сборник)

Идея НАСА — послать не группу людей, а только пару, мужа и жену, — страшила Бонни. Она инстинктивно чувствовала, что, делая ставку только на эту пару, НАСА рискует проиграть. Надо было бы послать несколько человек из Нью–Йорка, несколько из Калифорнии, думала Бонни, наблюдая на экране техников, проводящих последние предстартовые проверки. Как это называется? Страховаться от возможных потерь? Так или иначе, не все должно быть поставлено на карту… хотя именно так НАСА всегда делало: один астронавт за один запуск и множество шумихи вокруг. Когда в 1967–м Генри Ченселлор сгорел дотла на своей космической платформе, человечество наблюдало за этим по ТВ, охваченное ужасом, конечно, но тем не менее ему позволили наблюдать. И реакция общества была такова, что освоение космоса западным миром отодвинулось на пять лет.

— Итак, вы видите, — негромко, но настойчиво говорил комментатор программы «Новости», — последние приготовления закончены. С минуты на минуту ожидается прибытие мистера и миссис Дейнджерфильд. Давайте мысленно окинем взглядом весь громадный объем проделанной работы, чтобы быть уверенными…

Вздор, сказала про себя Бонни Келлер, задрожав, и выключила телевизор. Я не могу видеть это.

С другой стороны, чем занять себя? Просто сидеть, полируя ногти, все шесть часов, а фактически — и две последующие недели тоже? Единственным выходом было бы не помнить, что сегодня день, когда первая пара должна отправиться в путь. Однако сейчас это было невозможно.

Ей нравилось думать о них как о первой паре… что–то из сентиментального, старомодного научно–фантастического рассказа. Снова Адам и Ева — только Уолт Дейнджерфильд не был Адамом. С его ненавязчивым саркастическим остроумием, с его запинающейся, почти циничной манерой речи, когда он говорил с репортерами, он более походил на последнего (по времени, конечно), чем на первого человека. Бонни обожала его. Дейнджерфильд не был ни простофилей, ни стриженным «под ежик» юным блондином–автоматом, нанятым когда–то для выполнения новейшей задачи воздушных сил. Уолт был реальной личностью. За это–то, без сомнения, НАСА и выбрало его. Гены Дейнджерфильда впитали всю культуру, все наследие человечества за несколько тысяч лет, чтобы расцвести сейчас. Уолт и Лидия должны найти некую terra nova… и там будет жить множество рассудительных маленьких Дейнджерфильдов, расхаживающих по Марсу и говорящих умно, но с тем же оттенком легкой живости, которым обладал Дейнджерфильд.

«Представьте себе длинное, свободное от движения шоссе, — сказал однажды Дейнджерфильд, отвечая на вопрос репортера о степени опасности путешествия, — миллион миль широченного шоссе без всякого транспорта, никаких медленных грузовиков. Представьте себе, что вы отправились в путь в четыре часа утра… только ваш автомобиль — и никого. Как говорится, о чем беспокоиться?» И затем последовала чудесная дейнджерфильдовская улыбка.

Нагнувшись к телевизору, Бонни снова включила его. На экране возникло круглое, в очках лицо Уолта Дейнджерфильда. Он был уже в скафандре, но пока без шлема. Лидия молча стояла за ним, в то время как Уолт отвечал на вопросы.

— Я слышал, — Уолт растягивал слова, как будто прожевывал вопрос перед ответом, — я слышал, что в Буа, штат Айдахо, есть одна ПМС, которая беспокоится о нас. — Он бросил быстрый взгляд на кого–то в комнате, кто, видимо, задал вопрос. — ПМС? Ну, это великий, сейчас давно забытый термин Герба Кайена для Порядочных Маленьких Старушек, которых вы найдете всюду. Может быть, одна из них уже на Марсе, и мы будем жить на одной улице с ней. Как бы то ни было, если я правильно понял, старушка из Буа немного беспокоится о Лидии и обо мне, боясь, что с нами может что–нибудь случиться. Поэтому она послала нам талисман на счастье.

Он поднял что–то, неуклюже держа его пальцами в перчатке скафандра.

Репортеры оживились.

— Мило, не так ли? — спросил Дейнджерфильд. — Я скажу вам, что это такое. Это средство от ревматизма.

Репортеры расхохотались.

— На всякий случай, если мы схватим ревматизм на Марсе. Или подагру? Кажется, это все–таки от подагры, так она пишет в письме.

Он взглянул на жену:

— Подагра, не правда ли?

Я полагаю, думала Бонни, у них нет талисманов от метеоров или радиации. Ей было грустно, как от нехорошего предчувствия. Или это оттого, что сегодня — день посещения Бруно Блутгельдом психиатра? Этот факт наводил на мысли о смерти и о радиации, о неправильных расчетах и ужасных неизлечимых болезнях.

Я не верю, что Бруно стал параноидальным шизофреником, думала она. Это только временное ухудшение ситуации, и при надлежащей психиатрической помощи — парочка каких–нибудь пилюль — все будет в порядке. Просто эндокринное расстройство проявляет себя таким образом, а эндокринологи сейчас творят чудеса. И это совсем не дефект личности — это психотическая основа раскрывает себя в стрессовой ситуации.

Но откуда мне было знать, мрачно думала Бонни. Бруно пришлось сесть перед нами и рассказать, что «они» отравили ему питьевую воду, прежде чем и Джордж, и я догадались, как он болен. До этого он казался просто подавленным.

Прямо сейчас она могла представить Бруно с рецептом на какие–то таблетки, которые стимулировали бы кору головного мозга или подавили бы промежуточный мозг; как бы то ни было, современный западный эквивалент китайского лекарства на травах подействовал бы, изменяя метаболизм мозга Бруно, избавляя его от мании, как будто сметая паутину. И снова все было бы хорошо; она, Джордж и Бруно снова вместе, составляя гармоничное трио, играя Баха и Генделя по вечерам… Это было бы как в старые времена — две деревянные флейты «Black Forest» (настоящие) и ее пианино. Дом, полный музыки барокко и аромата свежеиспеченного хлеба, и бутылка вина «Буэна Виста» из старейшего винного погреба в Калифорнии…

Уолт Дейнджерфильд на экране выглядел так, как будто он сделал удачное замечание в манере Вольтера и Уилла Роджерса, вместе взятых.

— О да, — отвечал он женщине–репортеру в смешной соломенной шляпе, — мы надеемся открыть много неизвестных форм жизни на Марсе. — И он смотрел на шляпу, как будто хотел сказать: «Видимо, вот одна из них».

И снова репортеры смеялись.

— Мне кажется, это приближается к нам, — сказал Дейнджерфильд своей тихой, спокойной жене, указывая на шляпу. — Милая, да оно нападает на нас!..

Он по–настоящему любит ее, поняла Бонни, наблюдая за Дейнджерфильдами. Интересно, испытывал ли Джордж такие же чувства ко мне, как Уолт к своей жене? Честно говоря, сомневаюсь. Если бы испытывал, то никогда не позволил бы мне сделать два аборта. Она стала еще печальнее и повернулась к телевизору спиной.