Виктор Беньковский - Анахрон (полное издание)

Здорово! Выслушают его. Приедут. Золото конфискуют. Девку увезут. А дальше

— см. вариант с участковым. Или с паханом.

Сигизмунд решил так: объявления о найденной белой суке развешивать не стоит. Девку же изгнать. Ни один крутой, даже самый лютый извращенец, вшивую при себе держать не станет. Похоже, самостийная она.

Если заявится к нему кто–нибудь с претензиями — признаваться: да, была, мол, лялька. Была да сбежала. Обратного адреса не оставила.

С другой стороны, поди докажи, что золотую безделушку не прикарманил, а девку не того? Девке–то, небось, грош цена в базарный день. Если и будут искать, так не ее.

Но и здесь выход найти можно. Безделушку изъять — пущай лежит. А девку выгнать. Белье прокипятить. Отравой все залить. Продезинфицировать. И кобеля… Впрочем, это уже продумано.

…А ежели заявятся — то и здесь он, Сигизмунд, знает, как поступить. Объявление показать: мол, развешивал. Посрывали, небось. Часть еще дома осталась. Безумная ваша сбежала. Побрякушка–то — вот она, в целости. Специально заранее снял, сберег. Глядишь, и обойдется. А дур своих спятивших сами ловите.

Да, наверное, это будет оптимальным решением.

Приободрившись, Сигизмунд достал бельевой бак, вывалил туда содержимое мешка с грязным бельем (и ВШАМИ!), залил водой и, кряхтя, потащил на кухню

— кипятить. И сел в бессилии на табурет, глядя, как горит синенький огонек газовой горелки.

Как есть дурак ты, Сигизмунд. Пять часов утра на дворе, а ты стирку развел. Чужую рванину зачем–то кипятишь… А нормальные люди в это время спят. В прежнее время это гордо именовалось «активной жизненной позицией». Не угас еще в вас, Сигизмунд Борисович, пионерский задор, ох, не угас! Тимур, блин! Тридцать шесть лет мужику…

Сигизмунду стало совсем тошно.

Город на Неве просыпался. Слышно было как под арку во двор заползает мусоровоз. Потом донесся апокалиптический грохот — «поставили» порожний мусорный бак.

Слышимость во дворе хорошая. Акустика — хоть арии исполняй. А тут еще и форточка на кухне открыта. Не любил Сигизмунд табачного дыма по утрам.

На дворе неизобретательно заматерились. Видать, заметили отсутствие полного бака. Сопровождая каждое слово русским народным артиклем, шоферюга скорбно завел, обращая свои призывы то ли к верному мусоровозу, то ли вовсе в бесконечность:

— Ну, народ!.. До чего дошли!.. Бак мусорный — и тот спиздили!.. Разворовали страну напрочь, сволочи! До чего Россию довели, дерьмократы паршивые!.. Все потому, что порядку нет!.. При Сталине, небось, баки не пиздили! Как влитые стояли! Довели страну! Продали!.. Говна тут какого–то навалили!.. И откуда у народа столько мусора? Богатые стали!.. При Сталине, небось, на хер!..

Потом хлопнула дверца. Мусоровоз взревел еще громче, хотя, казалось, это было невозможно, и медленно выехал со двора.

Ну вот и утро. Пора идти с кобелем.

Вспомнил об объявлениях. Сунул в карман парочку. Для очистки совести. Это если на детекторе лжи пытать будут.

Долго рылся в прихожей — ключи искал. Даже на девку безумную вдруг грешить начал, не она ли сперла. Потом вспомнил и извлек их из кармана старой куртки.

Это все, Сигизмунд Борисович, нервы. Совсем не жалеете себя. Горите на работе…

Клей, черт возьми, клей надо! Чуть не забыл, клей–то!

Нашел мятый тюбик «Момента». Сгодится.

В последний раз Сигизмунд облепливал окрестности объявлениями еще во времена «Новой Победы». Тогда все стены в объявлениях были. Все продавали и покупали, чтобы снова продать.

Господи, сколько воды утекло! И вообще, как оглянешься по сторонам… Тем и закончишь, что поневоле с мусоровозчиком в одной партии окажешься: при Сталине и впрямь мусорных баков не воровали, на..!

Да что при Сталине! Даже при либеральнейшем Горби — и то не воровали. Горби тем уже славен, что первый из всех дозволял карикатуры на себя рисовать. И не расстреливал за это.

С другой стороны подумать — ну кому, скажите на милость, нужен ржавый мусорный бак! Не из цветного же металла он сделан, в конце концов!

А с третьей стороны… Ох, какая мысль нехорошая. Что, если злокозненный Некто — назовем его НЕКТО — схитил у охтинского пахана золотую лунницу и спрятал ее в баке. Скажем, спасаясь от погони. Верные боевики пристрелили вора, но лунница осталась в мусоре. Тогда купленые шоферюги тайно похищают бак и скрытую в его недрах лунницу… Между тем как сторчавшаяся и опустившаяся девка–бомжиха, она же импортная гринписовка, случайно оказавшаяся на месте преступления, еще прежде завладев лунницей, укрывается в подвернувшемся гараже. Понятное дело, она страшится пахана и его угрюмых ребят…

Господи, что за чушь! Откуда сторчавшаяся гринписка, которая ошивалась в нашем дворе с целью защиты моржей в Северном Ледовитом Океане, знает охтинского пахана? И как им удалось незаметно (и бесшумно) вывезти мусорный бак, да еще эта куча земли с песком и сучьями… для чего, скажите, навалили эту кучу? Чтобы отвлечь внимание от факта пропажи бака? Да уж, не иначе.

Стоп. Вознесем молитву старику Оккаму, покровителю всех здравомыслящих, и не будем городить лишних сущностей.

Первое. При чем здесь, скажите на милость, охтинский пахан? Кто это такой? Чье воспаленное воображение породило этого похотливого монстра? Растленного бедолаги маркиза де Сада? Или, может быть, австрийского писателя, известного Захера Мазоха? Нет. Его выпестовало воспаленное воображение Сигизмунда Борисовича Моржа, генерального директора фирмы «Морена». Чью рожу, облепленную пенкой для бритья, он созерцал сегодня утром. Того самого С.Б.Моржа, который в пять часов утра варит в баке белье, проводя санобработку какой–то гринписовки, забравшейся в его гараж.

Второе. Кто сказал, что безумная девка — гринписка? И что она явилась в его двор спасать моржей?

(Гм. Моржей. Сомнительная сентенция…)

Не скандальная газетенка. И не бабушка, опасающаяся бомбы в песочнице детского садика.

Отнюдь. Гринписку бережно выносило и выродило то же лоно, что и охтинского ублюдка. То есть интеллектуальная мощь С.Б.Моржа. Господи, где тот Гринпис, который его, С.Б.Моржа спасет!

Но… девкина одежда. С тем же успехом она могла быть индианисткой, сторонницей жизни среди естественной и нетронутой природы по заветам индейцев в целом и их вождя Сидящего Быка в частности.

С еще большим успехом она могла оказаться сбрендившей солисткой фольклорного ансамбля. Или торговкой побрякушками из мятой кожи и глины, перебравшей «кислоты»…

Морж оборвал раздумья, взял пса и вышел с ним во двор. По терьерному обыкновению, кобель шел, хрипя и удушаясь на поводке. В свое время надо было выдрессировать пса на площадке, но Морж почему–то постеснялся соваться туда с ублюдком. И теперь пожинал закономерные плоды.