Виктор Беньковский - Анахрон (полное издание)

Он даже засмеялся. Он почувствовал себя счастливым.

Что, собственно, произошло?

1. Он встретил девушку.

2. Они полюбили друг друга (она — за барахло, он — за странности).

3. Они полюбили друг друга достаточно активно.

4. Достаточно активно для того, чтобы любимая женщина понесла от любимого мужчины…

Ну — и?.. Где отсутствие логики? Одно сплошное присутствие. Во всяком случае, Сигизмунд–спятивший находил, что логики более чем достаточно. От любви бывают дети.

То, что от любви бывают аборты, относилось к логике какого–то другого мира. Назовем это «логикой гуков».

Да, тупая нация — американцы. Жуют попкорн, кладут ноги на стол. Но одно хорошее слово они породили. «Гуки». Можно сказать «нелюди», но это как–то менее выразительно.

Итак, оставим абортарии гукам!

У–а… у–а… у–а…

Стоп. От беременности паспорт у девки скорее всего не появится. Логично?

Как рожать будем? В ладошку?

А документы на ребенка? Взрослый человек еще проживет без документов, а ребенок? Детский сад, прививки, школа…

Тут Сигизмунд–спятивший внес предложение. А пускай Сигизмунд–разумный, если его хорошенько примучить, способ изыщет.

И изыскал, полузадушенный!..

Была у Сигизмунда знакомая семейная пара. Ушлые неунывающие ребята. Брак свой так и не зарегистрировали. Первенца записал на жену. Стала она матерью–одиночкой, получила от государства пособие. Второго ребенка записали на мужа — мать якобы «отказалась». И стал муж отцом–одиночкой и тоже получил от государства пособие… Так и живут — не тужат.

А что если договориться Сигизмунду по–хорошему с Анастасией Викторовной? Коли уж она за этого ребенка так яростно заступается, пусть–ка скажется матерью. И пусть «откажется». В метрике проставят аськино имя, а запишут дитђ на Сигизмунда. Станет он отцом–одиночкой и тоже получит от государства пособие…

А Аське за самоотверженность премию оформим. Через «Морену». Сигизмунд даже знал, как. Надо сдать самому себе — точнее, «Морене» — в аренду собственный компьютер, а Аськой воспользоваться как подставным лицом. Будто это она компьютер в аренду дает. Вкупе с программными продуктами. И паяльником.

Сигизмунд представил себе все то, что выскажет ему Наталья. И какие неприятности ждут его в дальнейшем…

Но не потрошить же, в самом деле, Лантхильду в угоду Трем Толстякам? Вон она как светится.

Теперь — как рожать? Очень просто. За деньги нанимается доктор. Тот же Рыжий. Телефон есть, доверять парню, вроде, можно. Наверняка рожениц возил, может, и роды принимал. А сам не принимал — бабу какую–нибудь порекомендует надежную.

Нет, можно все обтяпать. В крайнем случае, извернуться и паспорт Лантхильде купить.

Нет, нет, варианты имеются. Главное — еще время осталось.

Так. Теперь — кто возбухнет.

Родители, разумеется, не поймут и не одобрят. Но — смирятся. А что им остается? Мать, само собой, выскажется: «Один раз нажегся — мало показалось…»

В «Морене» тоже вряд ли встретят пониманием. Наплевать.

Наталья, известное дело, плешь проест, хотя и разведены они. Не обрадуется тому, что у Ярополка братик появится или сестричка, ох не обрадуется. Обвинит в половой распущенности. (А сама в «платье для коктейлей»… ходила куда–то. И со ЗНАКОМЫМ на «ТОЙОТЕ» по ухабистой улице Желябова взад–вперед разъезжала.)

Кто наверняка будет доволен — так это Генка. Ему тетя Аня на неопределенное время перестанет добродетельного кузена Сигизмунда в пример ставить.

Аська поддержит…

Оборвав бессмысленные раздумья, Сигизмунд пошел к Лантхильде. Постоял над ней, пальцем по ее белесым бровям провел. Лантхильда себе на живот показала:

— Барнило, Сигисмундс. Йаа…

— Да уж понял, что барнило, — сказал Сигизмунд.

Дитђ, небось, белее сфагнума родится…

Она поглядела на него умудренно. Так называемый «взгляд мадонны». Они все так смотрят. В голове пеленки с чепчиками вертятся, а взор такой, будто все тайны мироздания постигли.

— А ты теперь у меня, поди, отупе

—е–ешь… — молвил Сигизмунд.

* * *

В городе бушевала эпидемия гриппа. Вернее, двух гриппов. Один тяжелый. Светка свалилась с высокой температурой. Это теперь не меньше, чем на неделю.

Звонила Наталья. В детском саду объявлен карантин, Ярополка пришлось забрать домой. Наталья говорила в этот раз очень много. В частности, требовала, чтобы Сигизмунд забирал к себе Ярополка на день, потому как у нее, Натальи, работы невпроворот.

— Ты там в своей «Морене» все равно дурью маешься. В конце концов, это твой ребенок тоже.

— У нас тут грипп, — соврал Сигизмунд. И покашлял в трубку.

Наталья, естественно, Сигизмунду не поверила.

— Врешь ты все. Ты всегда врешь.

— Я вру? — Сигизмунд аж задохнулся. — У меня бухгалтер, между прочим, болеет.

— Крысиного яду переела?

— Сама ты крыса, — как–то уж очень по–детсадовски отозвался Сигизмунд. — Я, кстати, крысу завел. Белую. Касильдой зовут.

— Видела я твою крысу.

— Где ты могла ее видеть?

— В гробу, в белых тапочках. Ладно, пока.

Короткие гудки.

Сигизмунд посидел в задумчивости, глядя перед собой. И правда, грипп. Даже два. Как бы Лантхильду уберечь? Еще родит кого–нибудь… не того. Она, правда, болела каким–то гриппом. Но неизвестно еще, какая у нее иммунная система. В тайге все немного иначе. Там свой микроб.

Сигизмунд отправился в гараж и приволок оттуда здоровенную ультрафиолетовую лампу. В начале перестройки откупил за бутылку у мужичка в поликлинике. Лампа убивала все. Видно было, что произведена на серьезных предприятиях серьезными людьми в ходе конверсии. Последнее, меньшое, дитя ВПК. Жесткость и интенсивность излучения была невероятная. Мужичок, пряча бутылку, уверял, что лампа отличная: Минздрав предписал в детских поликлиниках такие устанавливать.

Сигизмунд принял решение облучать помещение два раза в сутки. Лантхильда этой возни не понимала. Но от нее и не требовалось. Главное, что послушно от лампы отворачивалась, — Сигизмунд запретил смотреть. Накрепко. Даже когда лампа была выключена, Лантхильда все равно на нее смотреть остерегалась.

Сигизмунд много занимался теперь извозом — другого не оставалось. Почти все деньги уходили на фрукты для Лантхильды. Вечерами он выводил ее гулять. Пусть двигается.

Ее тошнило по утрам. Заедала черным хлебом с солью. Мяса есть не могла. К вечеру наоборот — нападал жор. В последнее время и ночью вставала, пробиралась на кухню, гремела холодильником.

Лантхильда стремительно начала толстеть. Живота у нее еще быть не могло, и Сигизмунд понимал это, однако воображение уже рисовало ему симпатичный упругий животик. А в животике — маленький Сигизмундик Лантхильдович.