Виктор Беньковский - Анахрон (полное издание)

— А иностранцы–то кто будут? Познакомиться хоть с ними, а то неудобно.

— Вон — Вамба. Вавила.

— Совсем по–нашему, смотри ты! — изумился сосед. — Вавила.

Заслышав свое имя, Вавила повернулся и некоторое время созерцал Михал Сергеича. Сосед, крякнув, решительно откупорил бутылку водки.

Вамба оживился. Отвинчивающуюся пробку изучать потянулся. Все–то ему любопытно.

Сигизмунд достал стопки, расставил. Выказывая изрядную сноровку, Михал Сергеич недрогнувшей рукой аккуратно разлил водочку.

— Ну, — молвил он, держа стопку на отлете, — за знакомство, значит, за дружбу, чтоб все были здоровы!

И отправил водку по назначению.

Сигизмунд последовал его примеру. Аська с Викой — тоже.

Вавила проглотил водку бесстрашно и залихватски, после чего вытаращил глаза, поперхнулся и чуть не умер. Вамба нахмурился, опустил в стопку палец. Облизал. Подумал немного. Потом подозвал скалкса, велел тому выпить. Тот заупрямился. Башкой патлатой затряс.

Вавила прокашлялся и бросил Вамбе что–то презрительное. Вамба побагровел. Проорал:

— Во–о–тан!

И заглотил стопку. Ужасно закашлялся.

— Ты заешь, заешь, — сказала Аська, суя ему огурец. — Быстренько закушай. У вас что, и самогонку не варят? Как вы живете–то?

Хрустя огурцом, Вамба победоносно посмотрел на Вавилу.

Михал Сергеич озабоченно оглядывал иностранцев.

— Странно, — проговорил он, — не понравилось им, что ли? Знавал я и норвежцев, жрали за милую душу почище наших…

— Эти с островов, дикие, — сказал Сигизмунд. — Природа у них там нетронутая, лососи…

Глаза Михал Сергеича заволокло пеленой мечтаний. Неожиданно он запел хорошим, сочным баритоном:

— Раскинулось море широко, где волны бушуют вдали…

В углу Лантхильда продолжала выть свое, бабье.

По второй прошло легче. Вавила пытался подпевать Михал Сергеичу. Вамба стремительно косел. Что до Аськи, то она, похоже, чувствовала себя все лучше и лучше. Здоровья в ней явно поприбавилось.

Скалкс не пил. Ему никто не наливал. Точнее, Михал Сергеич пытался вовлечь скалкса, но Вавила с любезной людоедской улыбкой пресек. Мол, нефиг продукт переводить.

Тогда Михал Сергеич, добрейшая, кстати говоря, душа, озабоченно обратился к Сигизмунду:

— А что же те товарищи–то не пьют?

Сигизмунд объяснил:

— Та баба в углу — она беременная. Нечего ей. И без того пива насосалась. А мужик — язвенник.

— Такой молодой! — посочувствовал Михал Сергеич. — Ну что, Борисыч, еще по стопарику?

Сигизмунд поднес стопку к губам, и тут его поднятую руку стиснули чьи–то пальцы.

Вика.

— Пойдем–ка Морж на кухню да покурим, — сказала аськина сестрица.

Сигизмунд отставил стопку.

— Сейчас вернусь, — обещал он Михал Сергеичу.

И проследовал за Викторией на кухню.

— Слушай, Вика, — заговорил Сигизмунд, — я что–то не понял… Ты что, в Рейкьявик не поехала?

— Ага! — крикнула вдруг Вика. — Не поехала!

Виктория явно выпила лишку.

— Как это? — отупело спросил Сигизмунд.

— А вот так — взяла и не поехала. Из–за тебя, говнюка!

— Погоди, погоди… Почему из–за меня?

— И вообще, ты меня теперь должен трудоустроить. У меня здесь работы нет. Тю–тю! Ахнулась моя работа! А у тебя своя контора.

— Да я вообще думаю закрываться. Или перепрофилироваться. В Аликанте…

— А меня не парит, что ты там думаешь. Гуд бай, я блевать пошла.

И, пошатываясь, вышла.

По квартире неслось громкое аськино пение:

— Над цепью Кордильерных снежных гор Летит кондор, Парит кондо–ор, Голодный, зло–о–ой… Пари–ит… …э–э… Парит гондон, Парит гондо–о–он, Порватый, зло–о–ой…

Аське вторил Вавила:

— Гон–дон…

Когда Сигизмунд вошел в гостиную, Михал Сергеич держал за подмышки обмякшего брозара.

— Упал, — пояснил Михал Сергеич, глядя поверх поникшей головы Вамбы. — Давайте его на диван какой–нибудь положим.

Общими усилиями Вамбу сгрузили на тахту в «светелке». Вамба устрашающе захрапел.

— Один готов, — отметил Сигизмунд.

— Вроде, хорошая водка, — сказал Михал Сергеич. — Не бодяжная.

— Вот и я про то. Хорошо идет. Ребята просто непривычные.

Ближе к ночи сосед, совершенно счастливый, просветленный, ушел. Вавила и скалкс дрыхли на полу — напоследок Вавила ухитрился влить в скалкса стопку–другую. Для равновесия, надо полагать.

В комнате Сигизмунда мирно спали Вика с Лантхильдой.

А Аська потянулась и сказала:

— Ну что, Морж, пойдем, что ли, собачку выгуляем?

* * *

Наутро Сигизмунд имел честь созерцать в зеркале собственную похмельную рожу. Мешки под глазами, синяки там же. Бриться не стал. Это была аськина идея. Она проснулась вместе с ним.

— Ой, Морж, ну ты и… Не, все нормально, только не вздумай бриться — так эстетнее…

— Что эстетнее? — сипло спросил Сигизмунд. Голова трещала.

— Образ законченный. Цельный. Сам посмотри.

И вот Морж стоит перед зеркалом и любуется. Да. Образ совершенно законченный.

Сигизмунд понимал, что сейчас придется тащиться в супермаркет за кефиром для всей честной компании. Скоро остальные проснутся. Их тоже похмелять надо. Так, сколько народу–то на флэту вписывается?

Сигизмунд начал считать, загибая пальцы. Получилось — семь человек.

Взял полтинник, выбрался из дома.

Фонари уже погасли, стояло промозглое черно–белое мрачноватое утро. Оскальзываясь на гололеде, Сигизмунд добрел до супермаркета. Пытался контролировать неприятные физические ощущения. Ощущения были еще те. Водку клали на пиво, чудили часов с пяти вечера и до… Ночью с Аськой, пока пса выгуливали, на водку положили еще пивка — по приколу показалось.

Вон они, приколы. А в двадцать лет, бывало… И в двадцать два — тоже…

Оставляя грязные следы на белом полу супермаркета, Сигизмунд направился в «молочный угол». Загрузил в корзину семь пакетов кефира.

Рядом остановился еще кто–то. Сигизмунд украдкой покосился — и вдруг узнал. Видел он этого мужика. И в супере видел — тот еще из–за молока с Лантхильдой едва не поскандалил. И потом, у Аськи. В то утро после страшной ночи, когда пропала Лантхильда. Филолог или историк, кто он там. Хрен разберет.

Мужик был неопрятен и откровенно похмелен. И тоже небрит.

— Привет, — хрипло сказал Сигизмунд.

Мужик глянул неузнавающе. На всякий случай буркнул:

— Привет.

И загрузил в корзину три пакета кефира. С мужиком было все ясно. Еще один флэтодержатель.

Гуськом двинулись к кассе. Злая после бессонной ночи кассирша долго рассчитывала — сперва одного, потом второго. Выбрались на снег. Мужик сразу канул в подворотне. В той заветной, с люком.

* * *

— Мама пришла, молочка принесла от бешеной коровки, — обрадовалась бессильная Аська. — Моржик, дай! Ле–нин — вод–ка — дай!