Роберт Сильверберг - Стархэвен

Слышится веселый шум двигателей. Садится торпедоптер. Из него высаживается высокий плечистый мужчина, одетый в одежды, переливающиеся всеми цветами радуги. Это, верно, и есть социопрограммист из Хэлла.

— Никанор Гортман? — спрашивает Мэттерн.

— Благослови вас Господь! Чарльз Мэттерн?

— Благослови вас Бог, это я. Идемте.

Хэлл является одним из одиннадцати городов Венеры, которую человек приспособил к своим нуждам. Гортман еще ни разу не бывал на Земле. Говорит медленно, флегматично, монотонно. Мэттерну это напомнило способ разговора жителей гонады 84, которую он когда-то посетил. Он читал статьи Гортмана. Добротная работа, превосходная аргументация.

— Особенно люблю “Динамику охотничьей этики”, — говорит Мэттерн, когда они идут к лифту. — Замечательно. Настоящая сенсация.

— Вы в самом деле так полагаете? — спрашивает приятно удивленный Гортман.

— Конечно. Я стараюсь читать максимум венерианских статей. Так занимательно чуждо читать об охоте на диких зверей.

— На Земле нет диких зверей?

— Благослови нас Бог, нет, — отвечает Мэттерн. — Мы не можем себе позволить. Но я безумно люблю читать о вашем образе жизни, так сильно отличающемся от нашего.

— Это что-то вроде психологического бегства?

Мэттерн смотрит на него с удивлением.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Когда вы читаете об этом, ваша жизнь на Земле кажется вам более сносной, — пояснил гость.

— О нет! Жизнь на Земле вполне сносная, поверьте мне. Я читаю это только для развлечения. А также для достижения необходимого паралакса для моих собственных трудов, — говорит Мэттерн. Они как раз достигли 799-го этажа.

— Сначала я покажу вам мое жилище.

Мэттерн выходит из лифта и движением руки приглашает Гортмана.

Это Шанхай. То есть мы так называем этот сорокаэтажный блок от 761-го до 800-го этажа. Я живу сразу же под самым высшим этажом Шанхая, что свидетельствует о моем профессиональном статусе. Гонада 116 состоит из 25 городов. На самом дне — Рейкьявик, а на самом верху — Луиссвиль.

— Как принимаются решения об этих названиях?

— Всеобщим голосованием жителей. Раньше Шанхай назывался Калькутта, что мне лично нравилось больше, но группка недовольных с 775-го этажа провела референдум, и город переименовали.

— Я полагал, что в городских гонадах нет недовольных, — медленно произносит Гортман.

Мэттерн усмехается.

— В обычном значении этого слова — нет. Но мы допускаем определенные конфликты. Человек без конфликтов даже здесь не был бы полноценным человеком.

Ведущим на восток коридором они медленно идут в сторону квартиры Мэттерна. Уже 7.10, и стайки детей группками по трое и по четверо выскакивают из квартир, направляясь в школу. Мэттерн сердечным жестом руки приветствует их. Дети с пением пробегают мимо них.

— На этом этаже у нас в среднем по 6,2 ребенка на одну семью, — произносит Мэттерн. — Это самый низкий средний показатель во всем здании. Со стыдом признаюсь в этом. Люди на высоких постах явно плохо размножаются. В Праге есть один такой этаж, кажется 117-й, где на каждую семью приходится 9,9 ребенка. Разве это не великолепно?

— Вы говорите это с иронией? — спрашивает Гортман.

— Ни в коем случае!

Мэттерн чувствует, как его захватывает волна аффекта.

— Мы боготворим детей. Мы содействуем большому приросту. Разве вы не знали этого, прежде чем отправились в путь?

— Да, да, — поспешно говорит Гортман. — Мне хорошо известна общая динамика культуры. Но я полагал, что, возможно, ваше личное чувство…

— Не соответствует норме?! Ну то, что я в известной степени являюсь научным работником, не дает вам права считать, что я порицаю собственную культурную систему.

— Прошу меня извинить за это недоразумение. И прошу не думать, что я противник ваших устоев, хотя ваш мир мне чужд. Благослови Бог, не станем ссориться, Чарльз.

— Благослови Бог, Никанор. Я не хочу, чтобы вы считали, что я чрезмерно впечатлителен.

Они улыбаются друг другу. Мэттерн злится на себя за то, что проявил раздражительность.

— А сколько жителей насчитывает 799-й этаж? — спрашивает Гортман.

— 805 душ, насколько мне известно.

— А Шанхай?

— Около 35000.

— А вся гонада 116?

— 881000.

— В этой констеляции зданий находится пятьдесят гонад, не так ли?

— Да.

— Это дает в сумме около 40 миллионов жителей, — констатирует Гортман. — То есть чуть-чуть, больше чем все население Венеры. Интересно!

— А ведь это еще не самая большая констеляция, — голос Мэттерна вибрирует от гордости. — Сэнсэн и Бошвош куда больше! А в Европе есть несколько еще больших — Бэрпар, Венбад… И планируются еще более грандиозные!

— Значит, полная численность населения составляет…

— 75 миллиардов! — почти кричит Мэттерн. — Благослови нас Бог! Еще никогда не было ничего подобного! И никто не голодает! Все счастливы! Полно свободного пространства! Бог к нам милостив, Никанор!

Он прервал себя, когда они приблизились к дверям с номером 79315.

— Вот мой дом. Все, что мое, так же и твое, дорогой гость.

Они входят. Жилище Мэттерна очень даже прилично. В нем почти 90 м 2? полезной площади. Свертывающаяся спальная платформа, складные детские кровати и легко переставляемые другие элементы мебели. Практически комната совершенно пуста. Экран и информетер занимают двухмерное пространство стен, где некогда стоял телевизор, шкаф с книгами, письменный, стол, тумбочки и другая рухлядь. Светлое и просторное помещение, в самый раз для такой немногочисленной, из шести членов семьи.

Дети еще не ушли в школу. Принсипесса задержала их дома, чтобы они повидали гостя, и они несколько возбуждены. В ту минуту, когда Мэттерн входит в комнату, Шандор и Индра дерутся из-за любимой игрушки — генератора снов. Мэттерн изумлен. Конфликт в доме? Дети борются втихомолку, чтобы мать ничего не заметила. Шандор пинает сестру в голень. Индра, немилосердно скривившись, царапает брату лицо.

— Боже благослови! — резко произносит Мэттерн. — Кто-то здесь, кажется, хочет отправиться в Спуск, а?

Дети застывают с раскрытыми ртами. Игрушка падает на пол. Все становятся по стойке “смирно”. Принсипесса поднимает голову и отбрасывает рукой локон черных волос, который упал ей на глаза; она была так занята младшим ребенком, что даже не слышала, как они вошли.

— Конфликт рождает бесплодность, — говорит Мэттерн. — Сейчас же извинитесь.

Индра и Шандор с улыбкой целуются. Индра поднимает игрушку и вручает ее Мэттерну, а тот отдает ее самому младшему сыну, Марксу. Теперь все смотрят на гостя. Мэттерн говорит:

— Что мое — то твое.

Он представляет всех по очереди: жена, дети. Конфликт привел его в расстройство, но он успокаивается, когда Гортман вынимает четыре маленьких коробочки и раздает их детям. Благословенный жест. Мэттерн показывает на свернутую спальную платформу: