Керри Райан - Лес Рук и Зубов

Однажды, через два дня после смерти Бет и через пять дней после вторжения, нас настигает буря. От счастья мы готовы петь и плясать, однако дождь лишь моросит и быстро кончается, намочив нам одежду и языки, но оставив мехи практически пустыми.

Мы идем из последних сил. С каждым шагом мы все явственнее превращаемся в отражение Нечестивых, что плетутся за нами по другую сторону забора. Иногда я спрашиваю себя, есть ли между нами разница.

И с каждым днем груз ответственности все сильнее давит мне на плечи. Вопрос Трэвиса эхом отдается в голове: а вдруг на свете больше никого нет? Если это так, то не погубила ли я нас всех своим решением идти дальше? Вернись мы в деревню, быть может, нам бы удалось прогнать Нечестивых. Вдруг мы свернули не на ту тропу?

Неужели из-за меня погибнут последние люди?

Через десять дней после вторжения, когда утреннее солнце выжигает туман, мы подходим к очередной развилке. Но на сей раз это квадратная поляна с тремя воротами по сторонам. Обессилевшая Кэсс падает на землю и отдает Джейкобу остатки еды — свою порцию.

Она закрывает глаза и прижимается впавшей щекой к его макушке, а он кладет на язык маленький кусочек вяленого мяса.

Я уже потеряла счет развилкам. Сначала я пыталась держать в голове что-то вроде карты и запоминать, какими буквами отмечены тропы. Целыми днями я без конца прокручивала их в голове, надеясь разгадать головоломку.

Но потом все начало забываться. Мысленные картинки троп и бирок постепенно размывались и исчезали. Временами меня не покидала уверенность в том, что буквы стали повторяться. Что мы идем по тем же тропам, как в самом настоящем лабиринте.

Я готова сдаться. Признать свое поражение. Рассказать остальным про послание Габриэль и на коленях просить прощения за то, что потащила всех за собой…

Как раз в этот момент Гарри рассматривает надписи на воротах, как делал это на каждой развилке. «XXXI» — на одних, «XIX» — на следующих… И наконец — «XIV».

Мое сердце начинает громко биться, словно я долго просидела под водой и наконец вынырнула на воздух. Спотыкаясь и чуть не падая, я подбегаю к последним воротам, где сидит Гарри: он прильнул лицом к ржавым звеньям и смотрит на тропу перед собой.

Я провожу рукой по железной бирке и нащупываю буквы: «XIV». Те же, что Габриэль оставила для меня на запотевшем стекле.

Это ее буквы. Ее тропа.

— Надо немного отдохнуть, прежде чем идти дальше, — говорит Гарри, но я уже жму на рычаг и открываю ворота.

Словно издалека до меня доносятся протестующие голоса остальных, но в ушах ревет и пульсирует кровь. Нет, я не могу их ждать. Не могу отдыхать.

Я кое-как ковыляю по тропе: ноги ослабли, однако разум заставляет их шагать. Кэсс вопит, что никуда не пойдет и хочет умереть здесь.

Я не останавливаюсь.

Жаркое солнце медленно скользит по небу, когда я, задыхаясь, падаю на колени. Силы окончательно иссякли. Меня нагоняют остальные, они тоже тяжело дышат.

— Это должно быть здесь, — говорю я.

Поднимаю голову и вижу впереди, среди деревьев, дома.

Людей в деревне нет. Из труб не идет дым, замысловатые платформы на деревьях пусты, лестницы лежат на земле и уже заросли травой. Мир безмолвствует. Пустой. Безжизненный.

Всю дорогу нас ни на секунду не покидали стоны Нечестивых. Когда такой звук — напоминание о близкой смерти — преследует тебя постоянно, разум начинает искать место, куда бы его задвинуть. Мы все уже давно привыкли к стонам и почти не слышим их, они превратились для нас в сплошной фон.

Возможно, именно поэтому никто не замечает, что в деревне звук изменился, стал интенсивнее. Он отдается эхом среди домов и волнами накатывает со всех сторон.

Не обращая на это внимания, мы расходимся в разные стороны, зачарованные видом новой, хоть и пустой, деревни.

— Еда! — визжит Джейкоб в исступленном восторге.

Он вырывается из ослабевших рук Кэсс и бросается к ближайшему дому. Кэсс кричит что-то ему в спину слабым, осипшим от обезвоживания голосом и плетется следом.

Никто не пытается ее остановить: все продолжают осматривать деревню. Хотя людей нигде нет, она выглядит более обжитой и уютной, чем наша. Улицы здесь широкие и проложены словно по линейке. Дома больше и прочнее на вид. Есть даже улица, полностью застроенная лавками и магазинами; вывески с названиями товаров раскачиваются на ветру.

Мы поднимаемся по главной улице — она похожа на главную, — и Гарри с Джедом без слов сворачивают к зданию, со всех сторон обложенному оружием. Мы с Трэвисом остаемся вдвоем и продолжаем увлеченно осматривать новую деревню.

Я поднимаю голову и разглядываю платформы, сооруженные на случай вторжения Нечестивых. Они похожи на наши, только на них возведены целые дома, соединенные между собой проходами, канатами и блоками. Такое чувство, что в ветвях поселилось эхо настоящей деревни, ее отражение в кадушке с водой.

Я стою задрав голову и удивленно рассматриваю платформы. Солнце, чуть сместившись на небе, прокалывает своими лучами зеленые кроны и пускает мне в лицо яркие зайчики. Они наполняют меня покоем. Я закрываю глаза и прислушиваюсь к ветру в ветвях: слышно, как он стучит канатами по стволам деревьев. Где-то вдалеке чуть слышно бьется о стену открытая дверь.

Хотя все мои чувства сосредоточены на окружающем мире, я не замечаю нарастающего крещендо стонов.

Пока до меня не доносится крик. Крик моего брата:

— БЕЖИМ!

Трэвис хватает меня за руку, и где-то совсем рядом разбивается стекло.

Нечестивые высыпают из домов на улицу. Они так изголодались по живой плоти, что валят заборы и лезут наружу через окна, лишь бы добраться до нас первыми.

Я бросаюсь к ближайшей платформе, но Трэвис меня останавливает.

— Лестница! — кричит он, крепко вцепившись в мою руку. — Нога… Я не смогу.

До меня не сразу доходит, что он пытается сказать, но Трэвис уже тащит меня обратно к воротам и тропе. К знакомому и безопасному миру, где нет Нечестивых. Откуда мы пришли.

Я вырываю руку: нет, я не могу туда вернуться! Не могу отказаться от новой деревни, от поиска океана и границы Леса. На тропе нас ждет смерть, это точно: Нечестивые никогда не отойдут от ворот, и мы не сможем снова войти в деревню.

— Мы не успеем, — говорю я.

Это правда. Мы зашли слишком далеко: между воротами и нами уже столпилось слишком много Нечестивых. Проскользнуть мимо не удастся.

Я подталкиваю Аргуса, который припал к земле у моих ног и глухо рычит, прижав уши к голове. Он поднимается и неуверенно смотрит на меня. Я пихаю его сильнее. Наконец он вспоминает, чему его учили, срывается с места и начинает бегать от дома к дому, рыча на двери, за которыми чует Нечестивых.